КАК ЭТО БЫЛО
Justmyself, 2003
История о том, как мы уезжали в Израиль, записанная по памяти 13 лет спустя.


Последний вечер в Москве, тридцать человек в пустой квартире на полу, с одной чайной чашкой, передаваемой по кругу. Ночной вокзал, торопливое «пока», истошно орущий в клетке черный кот Бегемот, в обиходе - Бенька. Бенькина справка с указанием что «кот, бегемот, один год» следует в (вписать от руки) Израиль видом транспорта (нужное подчеркнуть) - по ошибке подчеркнуто «гоном». Не менее истошно орущий полуторагодовалый ребенок.

Ночная таможня в Унгенах, пара из соседнего купе, высаженная для полного досмотра на платформу таможенником, разозленным спором из-за бриллиантового колечка. Тот же таможенник – в нашем купе. «У вас слишком много сумок, вам придется выйти». Я, внезапно совершенно успокоившись, переворачиваю вверх дном косметичку и вываливаю из нее на столик свои «драгоценности» - цепочку, обручальное кольцо, мамино янтарное ожерелье. Таможник покидает купе в полном молчании без каких-либо объяснений и больше не возвращается.

Хмурый советский пограничник, обалдевший от моей наглости – я прошу, чтобы он не включал свет, потому как чадо, оторавшись, наконец заснуло. Снисходит к просьбе, осматривает купе под синей лампой, с помощью фонарика, но лавку со спящем на ней ребенком тем не менее старательно приподнимает. Светит фонариком в угол, шарахается от блеснувших желтых глаз, констатирует: «Кошка».

Всеобщий вопль восторга на нейтральной полосе. Развеселый румынский пограничник, сразу приступивший к делу:
- Кофе-водка есть?
- Нет...
- КАК – НЕТ???
Обошлись шоколадом.

Перрон под дождем. Румыния. Две открытые платформы на колесах, куда загрузили багаж, а за ними – длинная процессия с чемоданами. Гостиница без электричества и горячей воды. Черный Бухарест за окнами – экономят электричество.

Аэропорт. Оказывается, сигареты «Космос» - это вариант румынской валюты. За них отнесут багаж, да и самих чуть не на руках к паспортному контролю доставят.  Трехчасовое ночное ожидание. Кот пересажен в сумку, дети постарше подходят его погладить по бедовой головушке, ему уже все равно. Наконец – самолет. Похоже на цыганский табор: много малышей, и все они сидят на коленях у взрослых. Галдеж, как на Птичьем рынке. Голос в репродукторе: «Экипаж авиакомпании «Таром» приветствует вас на рейсе Бухарест – Москва». Пауза. Тишина. «Хмммм... Тель-Авив». Хохот. Аплодисменты. Почему-то не смешно. Взлетаем, внизу – по прежнему чернота. Засыпаю.

Расталкивают. Самолет поворачивает, прямо за иллюминатором – огни до прогнувшегося горизонта. Долго ждем автобуса. Здоровущая овчарка, рвущаяся с поводка к ничего не соображающему коту. Огромный зал, бесплатный звонок в Москву – «мы добрались». Ожидание, подозрительно спокойный ребенок, которому тоже уже все равно. Уставший дяденька за конторкой, голубой квадратик «теудата оле» - первого израильского документа. Документ – спасательный круг после нескольких дней в роли «граждан мира», лишенных гражданства, замененного на зеленую бумажку под названием «виза выездная». Запоздалое озарение – чиновник забыл вписать полную дату рождения ребенка, вышло «00.00.1989». Теперь можно праздновать каждый день или не праздновать вообще.

Площадь перед аэропортом. Ощущаю себя полной идиоткой в своем пальто и сапогах на тридцатиградусной жаре, а убрать это добро некуда – полны руки козырей. Но и мне уже все равно.

Засыпаю в такси. Муж пытается разбудить – «смотри-смотри-смотри-как-красиво», он ведь был здесь уже год назад, мы едем в кибуц, там какая-та новая программа для расселения иммигрантов... то бишь репатриантов, ну да ладно. Не хочу смотреть, ничего не хочу, хочу спать.

Просыпаюсь на серпентине. Пальм не наблюдается, наблюдаются сосны, а на соседней горе вообще ничего не наблюдается, кроме колючек. Там – Ливан. Раздвижные ворота, солдат на посту, забор из колючей проволоки. Прямо под дорогой – другой забор и песчаная полоса. Граница.

Квартира. Обстановка – стол, на столе – ваза с конфетами. Детская кроватка. Все. Сажусь прямо на бетонный пол, подстелив не нужное больше пальто. Старый молчаливый высоченный дед заходит, не здороваясь, вносит в дом плетеную этажерку, за ней – кровати, забивает гвозди, вешает картины. Все – молча. Напоследок, приладив к стене пару полок, в дверях бросает по-русски, почти не оборачиваясь: «Добро пожаловать». Моше Зальцман, кибуцный мастер-на-все-руки, 80 с хвостиком. В прошлом – большая шишка в израильском профсоюзном движении.

Кот, впервые в жизни увидевший траву, спина дугой, хвост трубой, пробует лапой, пулей летит обратно в дом и забивается под кровать.

После обеда выходим гулять. Улочки петляют по горе, каменные ступеньки, сосны, пальмы, белые дома под красной черепицей. Среди всей этой красоты неожиданно – нечто вроде помойки: остов автомобиля, кастрюльки, сковородки, тряпки под навесом – детская площадка при садике. Ребенок моментально оценивает ситуацию, выбирается на ходу из коляски и несется к открывшимся взору несметным сокровищам...

Ближе к вечеру спускаемся в городок Наарию. Идем по центральной улице к морю. Слепые окна в домах, закрытые жалюзями. Странные бочки на крышах. На пляже - удивление: почему никто не купается, жарища же. Второе удивление: непонятно, чего тут больше – песка или окурков. Третье удивление: здесь совсем другое небо и другой воздух и, оказывается, не бывает долгих закатов и сумерек – ночь наваливается в одночасье.

Возвращаемся обратно по той же улице, теперь освещенной огнями и враз похорошевшей. Едем в кибуц. Домой...


ПАРАДНЫЙ ПОДЪЕЗД                    ЧЕРНЫЙ ХОД