Глава 1

Я – Илюша. Так меня называем моя бэби Галя, которой в день нашего знакомства было почти пять лет. Галина фамильярность меня не шокирует, а даже нравится, так как придает нашим отношениям близость и теплоту.

В прошлой жизни я много лет занимался научной работой в области педагогики и имел солидный профессиональный статус. Я также отец двух детей и дедушка четырех внуков, которые живут недалеко от кибуца, где из-за дешевизны жилья мы с женой сняли квартиру. Словом, мой служебный и семейный опыт оптимально сочетались с работой бэби-ситтера, предложенной мне родителями Гали.

Моих работодателей зовут Лена и Андрей. Они работали за пределами кибуца, и это обстоятельство вызвало нужду во мне: Лена очень рано уезжала на работу и возвращалась домой только вечером, а Андрей и вовсе был "отлучен" от семьи, так как пять дней в неделю жил в отдаленном городе, где работал программистом. Поэтому он по чьей-то рекомендации позвонил мне и предложил заняться дочкой: отправлять ее в садик, забирать из садика домой и побыть с ней до прихода Лены. Я согласился, но попросил до окончательного  решения познакомить меня с ребенком и про себя подумал, что откажусь от работы, если он окажется проблемным. На следующий день состоялась встреча с Галей. Нескольких минут общения с ней хватило, чтобы я согласился быть ее бэби-ситтером.

Когда мне предложили заняться Галей, я увидел в этом некоторую возможность для своей профессиональной реабилитации, на которую уже утратил всякую надежду. Кроме того, работа также сулила небольшую добавку к нашему скромному семейному бюджету. Эти обстоятельства предопределили положительную установку, с которой я начал свою новую педагогическую "карьеру". Теперь же, по прошествии нескольких лет с того времени, мне кажется, что встреча с таким очаровательным ребенком была для меня щедрым подарком судьбы.

В первые дни работы с Галей, как и полагается в каждом новом деле, я входил в образ бэби-ситтера: определил объем своих обязанностей и особенности их выполнения, наблюдал за поведением Гали и ее реакциями на мои требования. Но главный интерес у меня вызывал уровень развития девочки, ее отношения с родителями, воспитателями и детьми, с которыми она общалась в садике и за его пределами. Я считал, что анализ таких наблюдений поможет мне найти свое место в системе личностных взаимоотношений Гали, соответствующее моим подходам к роли бэби-ситтера.

Постепенно все стало на свои места. Уже по старой профессиональной привычке у меня появился дневник наблюдений, записи которого я надеялся в будущем использовать для статьи. И надо сказать, записывать было что: моя подопечная относилась к тем объектам наблюдения, каждый шаг которых просился на бумагу. Возможно, скажу об этом без ложной скромности, часто создаваемые мною нестандартные ситуации "провоцировали" Галю на интересные реакции, стимулирующие меня на дальнейшее развитие продуктивной идеи. Словом, нам вместе не было скучно. Недаром считается, что успех лектора или артиста зависит не только от их мастерства, но и от аудитории, ее участия в общем действии. Моя аудитория в лице Гали неизменно была активной, с интересом шла мне навстречу, по опыту зная, что ее ожидает увлекательное дело. Мне же достаточно было только взглянуть на ее личико, с выражением крайнего нетерпения обращенного ко мне, как сразу возникало желание оправдать ожидания ребенка. А после "смены" с Галей я садился за стол и записывал впечатления о прожитом дне. И наконец пришло время осмысления пройденного пути. Так появились эти очерки.

А Галя уже давно прилежная школьница, и мы давно живем далеко друг от друга. Но я по-прежнему для нее Илюша из той светлой поры начала нашей дружбы.

Глава 2.

Тема взаимодействия всех участников воспитания ребенка является одной из самых сложных и ответственных в педагогической теории и практике. И я понимал, что от подхода к этой проблеме зависит успех или провал моей "карьеры" бэби-ситтера, а если точнее, то правильный выбор своего места в профессионально педагогическом и всяком другом окружении Гали. К первым я относил воспитателей садика и себя; ко вторым – родителей ребенка и ее товарищей и друзей. Однако, с точки зрения функций бэби-ситтера особо значимым является сотрудничество с родителями, которые, играя ведущую роль в жизни малолетки, в образцовом случае должны, как говорится, заказывать музыку каждому участнику педагогического ансамбля. Познакомившись со мной, Галины родители выдали мне карт-бланш, то есть полностью доверили мне ребенка.

В контексте педагогического взаимодействия важное место занимает преемственность. Любое воспитательное воздействие на ребенка, как правило, начинается не с "чистого листа". Всегда что-то предшествует и обусловливает эти действия, кто-то стоит за ними. Для меня "кто-то" имели имена Лена и Андрей.

Итак, мама Лена. Я начинаю с нее отнюдь не из-за этикета, предписывающего уступать дорогу женщине: в отношениях с Галей Лена реально занимала ведущую позицию. Все, что она делала, служило для ребенка эталоном правильности, справедливости, красоты, эрудиции и прочая, и прочая. Мама Лена для Гали – постоянный источник нежности, заботы и разнообразных удовольствий, получаемых от общения с ней. Невзирая на постоянную нехватку времени, Лена все же находила возможность специально, а не попутно с каким-то делом заняться ребенком, и он платил ей за это любовью и полным доверием. И кто может правильно оценить каждую минуту такого единения двух родных душ? А кто подсчитал потери, которые терпит семья, когда этих минут нет!

Словом, Лена была для меня серьезным "конкурентом", и я постоянно ощущал ее присутствие за кулисами Галиного поведения в целом и ее отдельных поступков – в частности. Особенно неуютно я чувствовал себя в тех случаях, когда мои требования, оценки или сообщения чем-то отличались от данных, усвоенных Галей у Лены. Чтобы найти выход из такой ситуации, не повредить авторитету мамы и не поступиться "истиной", мне приходилось находить компромиссные объяснения наших разногласий, благо, как вы понимаете, мы с Галей не обсуждали проблемы войны и мира. В целом же я высоко ценил и всячески опирался в своих действиях на благодатную почву – результат Лениных материнских усилий.

Вклад Андрея в воспитание Гали был несоизмеримо скромнее. Если в речи Гали многократно встречались ссылки на маму, и ее влияние ощущалось на каждом шагу, то образ отца имел, пожалуй, символическое значение, и он возникал крайне редко и, к сожалению, с отрицательной эмоциональной окраской. Как здесь не вспомнить принятую в академических кругах процедуру определения рейтинга ученых по индексу их цитируемости? Думаю, что такой индекс неплохо было бы применять и для характеристики внутрисемейных отношений. Так вот, Галя отца не "цитировала". А пока тактично обойдем анализ причин низкого родительского рейтинга Андрея, сложившегося, понятно, не на голом месте. Вместо с тем след Галиного отца я все же обнаружил, когда с замиранием сердца наблюдал за бесстрашным поведением Гали на различных аттракционах и гимнастических снарядах. Оказалось, этому научил ее папа.

Ретроспективное обозрение моей бэбиситтерской деятельности показывает, что в ней постоянно и многообразно отражалась взаимосвязь с семьей Гали. Вместе с тем, память не зафиксировала такой связи с садиком, хотя на мой нынешний взгляд я сам был виноват в этом ненормальном положении. А причина состояла в том, что я не мог непосредственно и по делу общаться на иврите с воспитателями, обсуждать с ними такие важные вопросы, как поведение ребенка, его способности, знания, умения и др., составляющие предмет наших общих забот. Поэтому садик присутствовал в Галиной "продленке" в недопустимо маленьких дозах, о чем я с запоздалым сожалением самокритично сообщаю читателям.

А теперь возвратимся к моему подходу к проблеме выбора роли и места бэби-ситтера в педагогическом окружении ребенка. Я считаю, что бэби-ситтер, если он обладает достаточными для этого данными, не должен быть ничьим продолжением. В идеале ему под силу исполнение собственной партии. Родители же определяют общие установки и требования к воспитанию ребенка или, как в случае со мной, принимают либо отвергают программу, предложенную бэби-ситтером. К слову, требования родителей, не противоречащие моей педагогической "вере", я выполнял пунктуально.

Итак, суть моей педагогической партии состояла во всемерном развитии познавательной активности ребенка, рассматривая ее как воспитание у него познавательных интересов, любознательности и творческих способностей, способов и приемов познавательной деятельности. Воспитание этих взаимосвязанных психических образований является, как говорится, сверхзадачей бэби-ситтера и в силу ее сложности я поставил ее первой. Однако в реальной практике бэби-ситтера всегда первую позицию занимает задача обеспечения безопасности ребенка, сохранения его здоровья. Поэтому я всегда помнил, что главную ответственность я несу за жизнь Гали.

Глава 3

С первых шагов знакомства с Галей я обнаружил, что ее сильно стороной является речевое развитие. И дело было не столько в свободном владении русским и ивритом, богатом словарном запасе, сколько в ее особо уважительно отношении к слову. Ради него она легко отказывалась от подвижных занятий, хотя ее склонность к гиперподвижности часто меня буквально нокаутировала. Но стоило мне при последнем издыхании предложить ей что-нибудь из нашей "словотеки", маленький бесенок тотчас же останавливал "моторчик", и его лицо сразу принимало осмысленное выражение. Особую отзывчивость Гали на слово я рассматривал как главную опору для воздействия на развитие ребенка в целом. Поэтому в нашем арсенале было много сказок, занимательных историй, речевых игр, бесед и других занятий, насыщенных разнообразным словесным материалом. А с некоторых пор у нас появились сочиненные мною поучительные рассказы, специально приуроченные к реальным событиям и обстоятельствам нашей жизни. История их возникновения была такой. Галя, как и каждый ребенок, часто преподносила мне сюрпризы: внезапно и на "ровном месте" она выкидывала фортель, который нарушал нормальный ход наших отношений. Традиционным образом реагируя на такие неожиданности, я убедился, что применяемые мною осуждающие действия имеют лишь кратковременный эффект: Галя приходила в норму, но через некоторое время все повторялось снова. Тогда я подумал, что здесь требуются более мощные средства, понуждающие ребенка к мысленной и эмоциональной "проработке" своего "греха". И я начал использовать в разговорах назидательные примеры из литературы, содержавшие аналогию с "нашим" скандальным происшествием. Когда же я убедился, что процесс, как говорится, пошел, то есть Галя глубже оценивает конфликт, у меня возникли затруднения с поиском литературных материалов. Тогда попробовал сочинить рассказ на свежую тему из нашей жизни. Так появился первый рассказа "Почему обиделся дедушка Эли?" За ним последовали другие рассказы, объединенные под общим названием "Это случилось однажды". Предлагаю вниманию читателя некоторые из них.

Это случилось однажды

Однажды в наш двор приехала семья, в которой были: папа Сеня, мама Вера и маленькая дочка Анечка. Родители устроились на работу, и дочка пошла в детский сад. Но получилось так, что у папы и мамы по утрам не было времени проводить Анечку в садик, а вечером забирать ее домой. Тогда они попросили соседа – дедушку Эли – помочь им. Дедушка согласился, и вся жизнь хорошо наладилась, хотя случались разные истории.

Почему обиделся дедушка Эли?

Каждое утро дедушка Эли приходит в квартиру Анечки и будит ее, чтобы отвести в садик. Анечке всегда еще хочется немного поспать, и дедушка ее не торопит. Он ласково гладит ее по спинке и тихим голосом уговаривает проснуться. Анечка сначала слушает дедушку с закрытыми глазами, а потом открывает их и совсем просыпается.

Анечка уже умеет приводить себя в порядок: она сама умывается, причесывается, одевается и даже застилает свою постель. Потом дедушка Эли с Анечкой идут в садик и на прощанье машут друг другу руками.

Но однажды у Анечки испортилось настроение. Она совсем не выспалась, потому что у папы вечером были именины. А когда у человека плохое настроение, он ведет себя не так, как всегда. Тогда некоторым детям даже хочется испортить настроение другим людям. Чтобы и у них было плохое настроение.

В то утро Ане все вокруг не нравилось. Что дедушка Эли ей улыбается и что сидит на стульчике возле ее кроватки. Даже не понравилось, что за окном весело щебетали птицы. Аня посмотрела на дедушку злыми глазами и сказала грубым голосом: "Не садись без разрешения на мой стульчик. Это мой дом, и я здесь хозяйка".

Дедушка Эли обиделся, и у него сразу испортилось настроение.

Подарок

Все дети очень любят получать подарки. Вы, например, встречали девочку или мальчика, которые не любят подарки? И нет в этом ничего плохого. Просто один человек хочет поделиться своей радостью с другим человеком и сделать ему что-нибудь приятное. Бывает так, что кто-то именинник. Тогда его родители приносят в садик всякие вкусные вещи и угощают всех детей. И еще дают им домой в кулечке подарок. Получается, что всем весело и приятно.

Анечка, как и все дети, тоже любит подарки. И еще она очень любит своих родителей, особенно маму. Родители тоже любят дочку и часто делают ей подарки. Хотя мама рассказывала, что денег у них пока мало. Анечка так привыкла к этим подаркам, что даже обижалась на папу и маму, когда они ей ничего не приносили.

Однажды дедушка Эли пришел, чтобы забрать Анечку из садика домой, а там как раз были именины одной девочки. Дети уже съели по большому куску очень вкусного пирога и получили подарки – кулечки с конфетами. Анечка сразу начала их есть, и скоро в кулечке ничего не осталось. "Анечка, - спросил дедушка Эли, - а папа и мама тоже любят конфеты?" "Очень любят", - ответила девочка. Потом посмотрела на пустой кулечек и виновато опустила глаза.

Грустная история

Все знают, что от красивого у людей получается хорошее настроение, особенно от цветов. Даже говорят, что в домах, где много цветов, люди меньше ссорятся и больше дружат друг с другом. И еще говорят, что хорошие люди любят цветы, а цветы тоже любят хороших людей. Если вы увидите человека с букетом цветов, то знайте, что он наверно и есть такой добрый и ласковый человек.

В семье Анечки цветы любят. Возле дома папа с мамой посадили несколько кустов роз и хризантем. Анечка помогала поливать из шланга клумбу. После полива ей даже показалось, что цветы сразу повеселели и заулыбались. Как дети, которым делают что-то очень приятное.

Но однажды случилась большая неприятность. Девочка Наташа, а ей уже было почти четыре года, отломала от куста хризантемы самый крупный и красивый цветок. Чтобы подарить своей кукле Барби в день ее рождения. Тогда все люди вокруг огорчились: папа, мама и Анечка, которые вырастили эти цветы; папа и мама Наташи, которая сделала такое нехорошее дело. И другие соседи, которые тоже любили цветы и были хорошими людьми. Всем сразу стало плохо. Даже мне захотелось скорее закончить этот грустный рассказ.

А хуже всего было оторванной хризантеме. Она увяла на солнце, и ее выбросили в мусорный ящик.

А тебе тоже удобно?

Анечка очень любила, когда папа брал ее на плечи. Ей было удобно сидеть, и держаться за папину голову, и с высоты рассматривать все вокруг. Когда папы нет рядом, его заменяла мама. У нее, правда, не было столько сил, что усадить Анечку на плечи, но поносить ее немного на руках она могла.

Каждый вечер выбегала Анечка навстречу родителям, которые возвращались с работы, и в разгона карабкалась на папины плечи или мамины руки. И ей не запрещали так вести себя, потому что родители любили свою дочку и соскучились по ней.

Но однажды, когда Анечка удобно расселась на маминых руках, она посмотрела на ее лицо и сразу попросилась на землю. Это случилось поздно вечером на остановке автобуса, которым мама приехала с работы.

Ябеда

Есть мальчики и девочки, которые всегда жалуются взрослым. Таких детей называют ябедами. Если в игре почему-то получается ссора, они сразу бегут к взрослым и наговаривают на других детей. Поэтому играть с ябедами даже немного опасно: может случиться неприятность. Особенно когда взрослые люди вмешиваются в детские дела.

Однажды три девочки, Аня, Надя и Вера, играли в песочнице. Аня и Надя строили из щепок домик, а Вера вокруг него сажала из веточек сад. Получалось все красиво, но Аня нечаянно наступила на веточку. Вера очень рассердилось. "Ты зачем поломала сад, - закричала она, - я маме скажу!" И Вера убежала домой жаловаться маме. А Аня с Надей перестали строить домик: играть уже совсем перехотелось.

Когда во двор вышла Верина мама, девочек в песочнице не было. Кому приятно слушать, как тебя ругают? "Опять мы виноваты, - грустно сказала Надя. "Давай не будем играть с этой ябедой Верой, - предложила Аня, - пусть играет со своей мамочкой". "С мамой не интересно, она взрослая!" – ответила Надя. "Взрослая, взрослая, - передразнила Аня, - а почему она всегда вмешивается в игру, как маленькая?"

Как вернуть силу волшебным словам?

Наверное, все дети и взрослые знают рассказ о волшебном слове. Когда Анечка была еще совсем маленькой, мама ей тоже прочла этот рассказ. Он очень понравился девочке, и она старалась всегда говорить волшебные слова. Родители и гости, которые к ним приходили, называли Анечку воспитанным ребенком и всегда охотно выполняли то, что она у них просила.

Однажды Анечка все сделала, как надо: сначала сказала волшебное слово "пожалуйста", потом поблагодарила маму еще одни волшебным словом "спасибо". Но когда мама попросила помочь ей убрать разбросанные везде игрушки, Аня отказалась. Мама сама убрала комнату и сказала: "Уже не говори мне волшебные слова. У тебя они потеряли силу".


Итак, вслед за этими рассказами появлялись другие, благо темы для них Галя подбрасывала регулярно. И я с интересом писал их, так как видел, что они положительно влияют на поведение моей бэби. Я думаю, такой эффект был обусловлен тем, что мне удавалось находить, кроме рассказов, другие средства для моей реакции на прегрешения Гали. Поэтому на нее обрушивался целый "залп" воспитательных воздействий. Словом, события разворачивались следующим образом. Все начиналось с события, "достойного" отражения в рассказе. Он появлялся через два-три дня, но к этому времени виновница проходила небольшой курс морально-этической проработки. Так, например, после случая, описанного в рассказе "Почему обиделся дедушка Эли?" я подчеркнуто спрашивал у Гали разрешения на каждое действие в ее комнате. Когда я впервые с очень смиренным видом обратился к ней с какой-то мелочной просьбой, она явно почувствовала неловкость и сказала, что я могу все брать и делать в комнате без ее разрешения. Тогда я отказался от такого права и с грустью напомнил Гале, что ее вчерашнее поведение забыть никак не могу. Галя попыталась оправдаться: "Я тогда хорошо не подумала". Это "не подумала" я потом использовал как исходный пункт для обсуждения с девочкой применительно к случившемуся известной проблемы "что такое хорошо, а что такое плохо".

Пусть уважаемый читатель не воспримет грубую схему описанного воспитательного сюжета как изуверскую процедуру вытягивания из ребенка жил. Во-первых, проработка происходила не "сплошным текстом", а во время сбора в садик, когда надо было сделать много дел, действуя при этом в хорошем темпе. Во-вторых, я применял разнообразную, необычную и неожиданную для Гали инструментовку своего поведения, которая в сочетании с заключительным аккордом – чтением рассказа – создавала емкую, эмоционально насыщенную словесную и предметно-образную ситуацию, растянутую к тому же во времени. В такой ситуации ребенок испытывал психологический дискомфорт, напоминающий ему о содеянном и стимулирующий его к нормализации нарушенных отношений. Если бы вы увидели, с каким восторгом встретила Галя мой возврат к прежнему поведению, то, видимо, согласились бы с высокой оценкой продуктивности проведенной мною воспитательной операции. А будущее показало, что девочка хорошо усвоила урок: случаи неуважительного отношения ко мне и грубости не повторялись.

Я далек от мысли переоценивать значение нравоучительных рассказов как средств коррекции отрицательных проявлений характера Гали. Рассказы "работали" только в тех случаях, когда удачно вписывали в общий стиль и систему целенаправленного воздействия на ребенка. Требовалось, в частности, чтобы рассказ расшевелил мысли и эмоции ребенка – а это возможно лишь при его готовности к восприятию словесно-логических воздействий. Моя Галя в этом отношении обладала благодатной почвой, на которой каждое посеянное слово и мысль гарантировали высокий урожай.

Понятно, не каждый бэби-ситтер может и должен сочинять назидательные рассказы. Не каждый имеет дело с детьми, для которых слово столь значимо и плодотворно, как для Гали. Но в любом случае нельзя игнорировать, извините за тривиальность, воспитательный потенциал слова, его возможности развития у детей речи, мышления, памяти, воображения и творческих способностей.

Кстати, мои рассказы, возникшие вначале только в ответ на Галины "грехи", постепенно начали затрагивать более широкую нравственно-этическую проблематику, которая, однако, обязательно была основана на личном опыте ребенка.

Глава 4

В прохладное по израильским меркам время дня мы отправляемся в поход по ближнему или дальнему маршруту. В ближний, когда нам хотелось проведать кролика Федю, который обретался в каком-то подобии киббуцного уголка живой природы. Дальний поход мы связывали с заготовкой щепок для костра, что, к слову, было для нас одним из любимейших дел.

За короткое время у нас образовался уже солидный фонд различных занятий, который был для меня предметом первостепенных забот. Я считал, что времяпровождение бэби-ситтера с ребенком должно быть как минимум интересным и содержать возможности для выбора различных дел с развивающим потенциалом. Когда мне удалось достичь такого положения, Галя с большой охотой отзывалась на мои предложения, что позволяло, опираясь на ее активность, открыто и подпольно решать с ней развлекательные и развивающие задачи.

Итак, мы отправляемся в ближний поход. Сегодня предстоит визит к кролику Феде. Поэтому мы заблаговременно припасли пару морковок и радуемся, что угостим его такой вкуснятиной. По секрету от Гали одну морковку я еще приготовил для нее. А вокруг нас бурлит жизнь и задает нам много загадок. Вот на покрытой мелкой пылью тропинке видна пунктирная строчка каких-то следов, вот кто-то вырыл много аккуратных ямок-воронок, а вон на кусте застряло чье-то черно-белое перышко. А еще по небу плывут куда-то облака, и каждое на что-то похоже, если внимательно присмотреться к нему. И мы не проходим мимо, а останавливаемся и вместе разгадываем загадки: здесь тропинку перебежали птички, наверное, трясогузки, а здесь в ямках подстерегают добычу страшные хищники – муравьиные львы. Потом мы садимся на траву и рассматриваем облака, как будто смотрим по телевизору кино. И говорим, говорим, говорим.

Еще мы придумываем названия для разных мест на нашем пути. У нас уже есть полянка пушистых метелочек, горка танцующего листочка, сад полосатых тигров и воронье дерево. Названия стали нашим общим секретом, и мы радуемся, когда нас дома спрашивают: "Что это за полянка такая?"

Сочинили мы также собственную походную песню на знакомый маршевый мотив с бодрым и веселым содержанием: мы идем по дороге; у нас хорошее настроение, потому что у нас много друзей, а дома ожидает вкусный ужин.

Особенным успехом в походе пользовались у нас игра в следопытов и сочинение "детективных" историй. А начиналась игра так. На пути нашего следования в поле моего зрения попадало нечто, заключавшее в себе опцию для разворачивания поисково-исследовательской деятельности. Такие объекты встречаются буквально на каждом шагу, и найти их при некоторой сноровке просто. Так вот, выбрав такой объект, я показывал его Гале и спрашивал: "Что здесь случилось?" А случиться могло многое: на беззаботно гуляющих голубей (мы нашли голубиное перышко) могла напасть кошка; спешил по важным делам муравей, и его подстерегал муравьиный лев; мышка собирала на полянке ночью семена трав и не заметила, как к ней подкралась змея. Словом, была бы охота, а криминальное дело всегда найдется. И мы придумывали различные версии случившегося и отбирали лучшие из них для составления "детективной" истории. Как правило, Гале нравились версии с хорошим концом, а я не противился этому, так как тоже недолюбливаю кровожадные финалы. А потом мы сочиняли рассказ о драматическом событии, но со счастливым концом.

Когда же в походе нас почему-то "не хватало" на творчество, мы разговаривали на любые темы из нашей жизни: о садике, о книгах и мультиках, о товарищах и друзьях. Мало ли о чем могут разговаривать два интересных друг другу человека!

А к кролику Феде мы все-таки добрались и с удовольствием наблюдали, как он грыз наш подарок. И сами тоже съели по полморковки, которую я по секрету от Гали принес в кармане.

Глава 5

Не знаю, как вы, но я люблю, когда ситуация подсказывает новый ход в моих взаимоотношениях с ребенком. Тогда я охотно беру на вооружение эту подсказку и стараюсь естественно, без натяжек, в интересной и доступной форме вводить ее в наши дела. При этом я отнюдь не уподобляюсь кочевнику, который поет нескончаемую песню обо всем, что появляется перед его глазами. Мое внимание привлекало лишь то, что списывалось в общий контекст мною поставленной задачи и имело определенную опору в Галином опыте.

Это случилось в период нашего увлечения героями Астрид Линдгрен. Галя не сомневалась в реальности описанных писательницей событий и была озабочена поиском волшебников и волшебства вокруг себя. Тогда я решил помочь ей и признался, что могу быть волшебником. Галя очень обрадовалась и сразу потребовала от меня доказательств. И у меня начались "трудные" дни: часто требовалось подтверждать свой новый статус. Но после нескольких удачных доказательств волшебного могущества, что сделать для пятилетнего ребенка не так уж трудно, я занял прочное место в ряду ранее признанных Галей волшебников и даже кое в чем опередил их, так как постоянно был рядом, доступный и близкий. Теперь мои волшебства воспринимались девочкой уже без удивления, и я получил хорошего союзника в наших больших и малых делах. К слову, в то чудодейственное время Галя, стараясь не подвергать себя опасности непредсказуемого поведения волшебника, стала сговорчивей и послушнее, чем раньше.

А сегодня у нас дальний поход. Подойдя к Вороньему дереву, мы обратили внимание на очень громкий птичий гомон. Галя спросила, знаю ли я птичий язык – интересно узнать, о чем сейчас разговаривают птицы. Я, понятно, ответил утвердительно и начал вслушиваться в щебет, мимикой показывая девочке, что мне все ясно. Видимо, я в этом преуспел, так как Галя, внимательно следя за выражением моего лица, непроизвольно копировала его мимику.

Потом я пересказал Гале содержание птичьего разговора. Оказалось, что они рассказывали друг другу обо всем виденном во время полета над землей. О противной лисе, которая гналась за серым зайчиком, но он от нее удрал и спрятался в густом и колючем кустарнике; о хищном ястребе, который выше всех летает и выслеживает неосторожным птиц; о детях, которые купались в бассейне. И еще много интересного узнала Галя из птичьих разговоров. С того дня "птичья" тема прочно вошла в мой педагогический репертуар, и я использовал ее с неизменным успехом.

Главными действующими лицами от птиц были воробьи, которые встречались на каждом шагу и могли в любой момент включаться мною в действие. Я убедил Галю, что среди воробьев есть члены одной семьи: братья Жорка и Феля, сестра Стеша. Каждому из них я придумал легенду: Жорка был хулиганом; он "прославился" тем, что растребушил свою подушку из перьев и обижал сестру Стешу. Феля был грязнулей: он не чистил клюв после еды и не любил купаться в лужах после дождя. А у Стеши даже не было прозвища, и ее все любили за красоту и хорошее поведение.

Воробьи оказались сущим кладом. С их помощью я моделировал различные ситуации, актуальные для воспитательной задачи. Для этого я обращал внимание Гали на поведение тройки наших знакомых, переводил ей их постоянные разборки и совместно с ней обсуждал птичий, а по сути наш "собственный" конфликт. Оказалось, что позиция со стороны способствует правильной самооценке Галей своего поведения. Другими средствами достичь такого результата было сложнее. К слову, вспоминается курьезный эпизод. Как-то Галя усомнилась в моем умении узнавать "в лицо" в птичьей стае Жорку, Фелю и Стешу. Ничтоже сумняшеся я уверенным тоном задал ей классический контрвопрос: "А кем же они еще могут быть?" И Галя, как и Балаганов Шура в сходной ситуации, отказалась от беспочвенных сомнений.

Необходимость включения воробьев в наши дела подсказывало поведение Гали, которое требовало в данный момент усиления дозы одобрения или осуждения путем создания наглядно-действенной ситуации из жизни наших "пернатых друзей". Выглядело это так: если Галя проявляла к кому-нибудь грубость, то оказывалось, что и Жорка-хулиган – по сообщению негодующей стаи – тоже совершал аналогичный поступок. На все случаи санитарно-гигиенических "грехов" Гали годилось поведение Фели-грязнули. Положительное же начало олицетворяла прелестная Стешенька, которая охотно, безотказно и радостно откликалась на наши хорошие вести и очень огорчалась по поводу вестей плохих. Я видел, что моя бэби считается с воробьиным "общественным" мнением и поэтому до определенной поры держал в своем воспитательном арсенале эту тему. Но когда я почувствовал, что у Гали начала проявляться к ней эмоциональная адаптация, пришлось найти приличный повод для расставания с шумной компанией моих помощников. А Галя еще долго вспоминала забавных забияк Жорку и Фелю, нежную и очаровательную Стешу, которая, наверное, уже стала взрослой и сама воспитывает пушистых птенчиков.

Глава 6

Сегодня мы играем в сказки. Постепенно у нас сложился определенный порядок в занятиях на каждый день недели. Так, в воскресенье был день дальних походов, в понедельник мы купались в бассейне, вторник посвящался ближнему походу, в среду были игры в сказки, а в четверг у нас свободный от обязательных занятий день, который мы заполняли по взаимной договоренности. Мы привыкли к такому порядку и старались его соблюдать, кроме тех случаев, когда подворачивалось какое-то неотложное дело. Сегодня, в среду, у нас игры в сказки, и Галя рада, что ничего не мешает нам продолжить игру, начатую неделю назад. Тогда у нас завязалась новая игра, начавшаяся с Галиного вопроса: "Почему в сказках всегда бывает так, что лиса плохая?" Я как-то раньше не задумывался над этим, но объяснил девочке, почему у лисы такая плохая репутация, сразу решив для себя – эта ситуация может иметь интересное продолжение. И не откладывая дело в долгий ящик, я предложил Гале сочинить сказку, в которой лиса будет хорошей. Бэби согласилась и, не очень задумываясь, начала: "В большом и дремучем лесу жила лиса. Она вышла из дома погулять и вдруг встретила серого зайчика". Затем последовало традиционного продолжение, которое пока не содержало никаких идей относительно превращения хищной и хитрой лисы в безобидную и добрую зверюшку. Такая сложная задача оказалась не по силам Гале, и я тоже включился в составление сказки, взяв на себя придумывание основных идей трансформации лисы. Теперь я привлекал своего соавтора к обсуждению различных вариантов развития сюжета, описанию антуража событий, подбору более точных изобразительный средств языка. Словом, дел хватало каждому из нас.

Совместными усилиями новая сказка наконец приобрела такой вид: "В большом и дремучем лесу заяц встретил лису, которая горько плакала. "Почему плачешь, лисонька?" – спросил добрый заяц. "А как же мне не плакать, если все меня обижают: рассказывают про меня сказки, в которых я всегда хитрая и злая. Надоело так жить!" – ответила лиса и заплакала еще сильнее. Хотя заяц знал, что с лисой шутки плохи и рассказывают о ней правду, но сейчас он ее пожалел и решил ей помочь. "Слушай, лисонька, - сказал заяц, - тебе надо исправить свое поведение". "А как это сделать?" – спросила с надеждой лиса. Заяц надолго задумался – разве сразу ответишь на такой трудный вопрос? А лиса сначала терпеливо ждала ответ, но скоро ее терпение лопнуло, и она, свирепо щелкнув зубами, прыгнула на зайца, чтобы разорвать его на части. Еле спасли доброго зайца его быстрые ноги".

Как говорится, быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается. Этому варианту нашей сказки предшествовали большие "муки творчества": мы настойчиво искали вместе с зайцем разумный ответ на лисий вопрос. Под моим сильным влиянием у нас возникла мысль посоветовать лисе поступить на работу воспитательницей в птичий детский садик: ведь воспитательницы всегда добрые – работа у них такая. Вот и лисичка на такой работе исправит свое поведение. Но после зрелого размышления мы решили не рисковать цыплятами: голодная лиса могла не выдержать. Тогда мы подумали, что лисе лучше сначала отучиться от мясной пищи и перейти на молочное питание. Не знаю, как вам, читатель, показалась эта версия переквалификации лисы, но нам она не понравилась, и мы решили от нее отказаться, кстати, с полного согласия Гали. Думаю, что она почувствовала искусственность, чрезмерную надуманность наших вариантов развития сюжета сказки. Я замечал, что Галя, глубоко уходя в мир сказки, по сути полностью не порывает с реализмом: она придерживается правил сказочной игры, но сохраняет при этом связь со своим жизненным опытом.

Одним словом, придумывая разумный совет лисе, мы потерпели фиаско: творческий процесс забуксовал, и сказка не двигалась вперед. Что делать в таком случае? Мы, например, решили продолжить сказку в другой раз. Но к ней уже не возвратились. Галя потеряла интерес к судьбе лисы, а я не активничал, так как не видел выхода из этой запутанной истории. И все же сказка о лисе, которой надоело быть плохой, невзирая на неудачу, не отбила у меня желания заниматься с Галей таким видом творческой деятельности. На этот раз я "спровоцировал" ее на исправление сказки о Буратино.

Когда мы в который раз разговаривали с Галей о приключениях Буратино, она пожалела папу Карло, продавшего свою единственную куртку, чтобы купить деревянному мальчику азбуку. А негодный мальчишка, вместо того, чтобы пойти в школу учиться, продал эту азбуку, купил билет и пошел на представление кукольного театра Карабаса-Барабаса. Обсуждая возмутительное поведение Буратино, я вывел Галю на такой проблемный вопрос: а что бы случилось в сказке дальше, если бы наш герой поступил правильно, то есть, как все приличные дети, пошел в школу? Чтобы ответить на этот вопрос, надо было повернуть события в другую сторону, начиная, как мы вычислили, с момента встречи Буратино с кукольным театром. Так мы и поступили, и вот что из этого получилось: "Буратино подошел к кукольному театру, и ему очень захотелось посмотреть представление. Ведь он еще никогда не был в таком театре. Тогда он решил продать за четыре сольдо свою новую азбуку, чтобы купить билет. Но вдруг он вспомнил папу Карло и совет Говорящего Сверчка и побежал в школу. В школу Буратино не опоздал и вместе с другими мальчиками и девочками вошел в класс. Потом пришла учительница и начала учить детей читать, писать и считать. Было в школе очень интересно и весело. А после уроков Буратино пришел домой и рассказал папе Карло про первый день в школе. Папа Карло похвалил его за хорошее поведение и угостил вкусной луковкой. Перед  сном Буратино подумал, что окончит школу, будет работать и получать деньги. Тогда он обязательно купит папе Карло новую куртку. Потом Буратино спокойно уснул".

Итак, благодаря моим и Галиным объединенным усилиям, Буратино благополучно преодолел критический момент по дороге в школу, и теперь его будущее виделось нам без тех страшных приключений и испытаний, которые подстерегали деревянного человечка в той старой настоящей сказке. Но это благополучие не очень порадовало Галю, да и меня тоже: теперь в сказке все так изменилось, что продолжать ее по-прежнему оказалось невозможным. Как, например, встретился Буратино с Мальвиной, Пьеро и Артемоном? Как передаст ему старая черепаха Тортилла золотой ключик и кто победит противного Карабаса-Барабаса? Получается, что всех из надо исключить из сказки, даже хитрых разбойников лису Алису и кота Базилио, расстаться с которыми тоже жалко. Конечно, раньше сказка была страшнее, но зато все оканчивалось хорошо: надо было только подождать до конца. А теперь ничего страшного не происходит, но интересного тоже ничего нет. Поэтому старую сказку лучше не трогать, а то можно все испортить. Приблизительно так мы обсудили нашу попытку исправить старую сказку и признали честно, что эту задачу не выполнили.

Итак, снова неудача? Но это с какой стороны посмотреть на наш опыт пересочинительства. Со стороны достижения формального результата или психолого-педагогической сущности выполненных нами действий. Сказки у нас, конечно, не получились, но попробуйте проанализировать предпринимаемые нами усилия, и вы убедитесь, что игра стоила свеч. Наши головы были заняты полезной работой, связанной с воспроизведением в памяти "старых" сказок, анализом их содержания и отбором нужных для наших целей сведений, конструированием новых ситуаций. Мы даже пытались заглянуть за горизонт, чтобы представить, куда приведет нас размах нашей фантазии. А что стоило сопоставление старых и новых сказок, критическая самооценка продуктов собственного творчества и много другое, что составляло процесс нашей игры в сказки?

И еще небольшое замечание. Несомненно заслуживает всяческого одобрения стремление взрослых доводить до полного завершения начатое с детьми дело. Но постулировать это правило, пожалуй, не стоит, так как в реальной практике взаимодействия с ребенком возникают ситуации, в которых целесообразнее остановиться на полдороге. Только важно, чтобы ребенок понял смысл такой остановки.

Глава 7

В те дни, когда погода никак не позволяла нам покинуть дом, наступал черед рисованных сказок, которые длительное время были любимым занятием Гали. Наверное, читатель заметил, что в моих записках часто подчеркивается особый интерес бэби к предлагаемым мною занятиям. Этим я хочу сказать, что пробуждение, поддержание и развитие интереса ребенка к различным видам деятельности является специальной задачей бэби-ситтера, без решения которой  нельзя рассчитывать на творческое взаимодействие с ним. Без интереса к делу, по приказанию можно убрать разбросанные по квартире игрушки или почистить перед сном зубы, но сочинять новую сказку нельзя. Поэтому, взяв курс на развитие творческих способностей Гали, я постоянно стремился создать благоприятную психологическую почву – полигон для развертывания соответствующей моим целям деятельности. Как правило, новому делу предшествовала психологическая подготовка Гали, для чего я затевал сложную "интригу": мы, мол, будем заниматься новым и очень интересным делом. Раньше мы никогда этим не занимались, так как ты еще не могла выполнить мое задание, а сейчас ты немного подросла и многому научилась. Теперь я уверен, что у тебя все хорошо получится, и мы порадуем маму твоим успехом. После такого вступления Галю обуревал комплекс чувств, интегрированных в нетерпеливое ожидание встречи с чудом. Как же я мог в такой ситуации разочаровать ребенка?

Итак,  у нас уже имелась положительная установка на предстоящее новое дело. К слову, эта операция мне удавалась еще потому, что я приучил Галю верить моим обещаниям. "Покончив" с установкой, я переходил к технологическим вопросам, которые решались чаще всего непосредственно в ходе игры. На этом этапе тема детского интереса развивалась на материале занимательности содержания наших занятий, посильности их, фиксации внимания на успешности решения задач. Здесь я прекращаю злоупотреблять терпением уважаемого читателя, вряд ли привычного к стилю специальных методических пособий. Скажу только, что время игры Галя получала удовольствие: от того, что было весело; что все ладилось; что Илюша рядом – он поможет и похвалит.

В рисованные сказки я когда-то играл с моим старшим внуком. Сейчас он уже служит в армии, но когда вспоминает в своем детстве период игр в рисованные сказки, на его лице всегда появляется добрая улыбка. А тогда я прибегнул к этой игре, чтобы обогатить процесс сотворения сказки, привлечь к нему весь "набор" творческих возможностей ребенка: мышления и речи, воссоздающего воображения, навыков изобразительной деятельности. Тот далекий период игр в рисованные сказки оставил и в моей памяти хорошие воспоминания, я глубоко уверовал в их мощных развивающий потенциал.

Сочинение рисованной сказки происходило так. Перед игрой я придумывал тему сказки и основную канву развития ее сюжета. Темы, как правило, отражали актуальные интересы детей. Внук Алеша имел склонность к тематике, связанной с войной; Гале же больше нравились "великосветские" сюжеты, где действовали королевы и принцессы. В изобразительном плане сказки предъявляли к авторам минимальные требования, так как я считал, что высокая требовательность к детским рисункам может затормозить динамику сказки. Сказанное несомненно имеет определенный смысл, но будь у меня мало-мальски развитые графические навыки, я бы все же повысил требования к качеству рисунков. Моих соавторов, как показал опыт, не смущал примитивизм рисунков – лишь бы был порядок с событийной стороной сказки.

И вот мы сидим за столом, перед нами большой лист плотной белой бумаги. Мы вооружены разноцветными карандашами и ластиком, чтобы стирать ошибки, уничтожать поверженных противников или убирать с листа  отработавших свою роль персонажей и предметы. Мы уже обсудили тему сказки и вчерне договорились, как будут в ней разворачиваться события. К слову, теперь мои заготовки претерпели большие изменения из-за творческих инициатив соавторов. От такого вмешательства мое самолюбие не страдало, более того, я всячески стимулировал все подходящие для сказки предложения детей. Итак, игра начинается. Обычно я делаю первый ход – рисую в силу своих скромных возможностей объект (дом, крепость, дворец, горы, лес и т.д.), от которого начинается сказка. Следующий ход делает мой соавтор. Он либо дорисовывает сотворенное мною, либо сказу берет быка за рога - изображает противостоящих в сказке персонажей. Внук рисовал генералов, командующих враждебными армиями, а Галя предпочитала добрых и злых волшебниц. Затем следует серия попеременных ходов, где каждый из играющих ведет своего героя по извилистым тропам сказочного действия. Уже выяснилось, кто есть кто, и читатель может легко догадаться, кому из нас двоих приходится всегда исполнять партию зла.

Ход следует за ходом, на "полотне" сказки разворачивается действие: появляются и исчезают персонажи и предметы, и вся эта динамика событий воспринимается зрительно и, более того, полностью зависит от нас. В игре возникает уникальная психологическая атмосфера, которая подталкивает активность ребенка, так как он ощущает свое могущество, имея возможность в любой миг смешаться в ход событий и изменить их в свою пользу. И ребенок, и даже я, грешный, самозабвенно отдаемся игре и с сожалением рисуем последние шаги наших героев: кончается лист.

Рисованные сказки привлекали меня своим многоплановым содержанием деятельности, что обеспечивало возможность воздействия на различные психические процессы и состояния ребенка. Даже схематическое обозрение содержания игры показывает, что в ней постоянно возникала наглядно воспринимаемая потребность в выполнении сложных умственных действий (придумывание сюжетных ходов, оценка ситуации, предвидение последствий от произведенных действий), в актуализации "сказочных" знаний и в умении рисовать. А сколько эмоций возбуждала у детей достигнутая в сказке победа сил добра, порядка и справедливости! Я же радовался их радости, а особенно тогда, когда у них на общем фоне знакомых сказочных мотивов возникали собственные привнесения – робки ростки творческого начала.

Глава 8

Обдумывая предстоящие встречи с Галей, я часто вспоминаю то далекое время, когда были маленькими мои собственные дети. И хотя с той поры неузнаваемо изменился мир, но природа психофизического развития ребенка осталась прежней. Поэтому я с чистой совестью переношу в новые времена проверенный когда-то мною на моих детях опыт интенсификации их умственного развития.

…Вот уже пару месяцев на столе сына лежит том рассказом Конан-Дойля. В доме царит дух гениального сыщика. С сыном происходит то, что в педагогике называется погружением: Шерлок Холмс занимает все его помыслы. Как же я могу пройти мимо этой "всеобъемлющей" страсти? И я по старой памяти читаю ему рассказы, мы обсуждаем секреты дедуктивного метода расследования загадочных преступлений, вместе восхищаемся удивительной наблюдательностью нашего героя. А выходя на прогулку, мы превращаемся в следователей: я нахожу на местности какое-либо "вещественное доказательство", которое надо сыну включить в обоснованную версию свершившегося здесь "преступления". Одновременно он должен действовать от имени двух лиц – самого Шерлока Холмса и его неизменного друга и спутника доктора Ватсона. Идея "перевоплощения" в этих персонажей возникла у меня, когда я обнаружил, что сын, обсуждая со мной содержание прочитанных детективов, непроизвольно подражает их манерам. Сначала мне казалось, что мальчик механически воспроизводит стилевые различия в речи всезнающего, мудрого и самоуверенного сыщика и его бесхитростного и восторженного поклонника Ватсона, которые использовал Конан-Дойль для изображения этих двух типов людей. Но оказалось, что сын "копает" глубже: ему понятен замысел автора. Тогда в игре я сделал следующий ход – начал задавать вопрос при обсуждении версий: "Что бы сказал по этому поводу Шерлок Холмс и что сказал бы доктор Ватсон?" Думаю, что благодаря этим вопросам наша игра поднялась еще на одну ступеньку: теперь к "чистой" умственной задаче прибавилась задача изобразительного плана, которая, кстати, часто вообще держала на плаву мои интеллектуальные затеи. Так, со временем мы стали разговаривать языком героев Ильфа и Петрова и других писателей, занявших постоянно место на письменном столе сына. И я утешаю теперь себя надеждой, что у истоков нынешнего пристрастия сына к книге были и наши литературные игры.

А потом мой сын стал взрослым, у него появились дети, словом, начался новый виток спирали, по которой все движется и, видимо, повторяется в мире. Теперь уже рядом со мной внучка, и я по-прежнему не даю ребенку бездумно проводить время. На этот раз мы играем в барона Мюнхаузена – самого правдивого человека на земле, покорившего внучку своей неуемной фантазией. Однажды мы вспоминали и рассказывали поочередно друг другу эпизоды из бурной жизни барона, чем традиционно занимались после прочтения любой книги. Когда же у нас истощился запас эпизодов, а играть еще хотелось, я предложил внучке придумывать истории, похожие на мюнхаузенские, и показал, как это надо делать. Я беру пару слов, например, река и лодка, веревка и разбойники, лошадь и лестница, затем придумываю невероятный рассказ, обязательно используя заданную пару слов. Для образца я получил от внучки заказ сочинить рассказ на тему "лодка и ворона". Я поднатужился и придумал такую непритязательную историю: "Однажды я с моей говорящей вороной переплывал на лодке широкую и бурную реку. От большой волны лодка перевернулась и пошла ко дну, а я еле доплыл до острова, который оказался безлюдным. Но со мной была верная ворона. Я приказал ей полететь к людям и рассказать им о моем бедственном положении. Ворона тотчас улетела, и я отправился искать какую-нибудь еду, так как почти умирал с голоду. Вдруг я увидел возле берега большую рыбу. Тогда я собрал свои последние силы и крикнул громовым голосом. Рыба испугалась и выскочила из воды прямо в мои руки. Теперь мне ничего не стоило поджарить ее на жарком солнце и съесть с большим аппетитом. После еды я решил немного поспать, но вскоре проснулся, услышав громкие голоса людей, которым рассказала ворона о моем несчастье".

Не знаю, как вам, но внучке мой рассказ понравился, главным образом за говорящую ворону и новый способ ловли рыбы. Теперь у нее появился образец сочинения а-la Мюнхаузен, и процесс пошел, правда, сначала в форме беззастенчивого плагиата моих "творческих находок". Я прямо не осуждал такое поведение внучки, учитывая наши различия в "весовых" категориях, но старался найти в ее рассказах и похвалить оригинальность. Основная же помощь ей состояла в совместной разработке коллизии, что объективно было самым ответственным и трудным для ребенка делом. Вот, например, схема, с которой подошла внучка к сочинению рассказа после нашей "раскрутки" темы "лошадь и лестница". Героиня истории, а это, естественно, была сама внучка, узнает, что ее друзей захватили в плен враги и держат их в замке на высокой скале. Пленники готовятся к побегу. Они плетут лестницу, но материалов мало, и она получилась короткой. Пленники повисли далеко от земли и могли разбиться. Тогда внучка разогнала своего могучего коня, он взвился в воздух и допрыгнул до беглецов. Они соскочили на спину коня и умчались от врагов.

Имея такую схему, внучка уже без особого труда обогатила ее за счет заимствований из известных произведений. В результате получился рассказ, который отвечал правилам нашей игры, и, невзирая на вторичность содержания, требовал от ребенка применения различный качеств ума, в частности, комбинаторных способностей.

Глава 9

История нашей семейной газеты "Записки кота Бурмылы" уходит в те далекие времена, когда мы все были молоды и еще жили в Киеве. Мы – это мои внуки Алеша (12) Лиза (8), Рита (4) и Алиса (3). Средний возраст редакции, включая меня, дедушку, составил всего 17,8 лет. Газету назвали в честь огромного старого кота, которого в доме считали нашим, а он этого не знал и ко всем жильцам относился хорошо, терпеливо разрешая себя гладить. Я не очень возражал против такого названия газеты, решив с самого начала всемерно поддерживать инициативы моих внуков, хотя мог бы предложить что-нибудь поинтереснее. В конце концов, подумал я, главное не в названии, а в том, что в газете будет написано. Так и существует до сих пор, но уже в Израиле, газета "Записки кота Бурмылы", несмотря на то, что память о коте – носителе этого имени – давно растаяла под мощным напором множества событий, связанных с поголовной репатриацией творческого коллектива редакции. А тогда, в Киеве, на историческом собрании учредителей газеты, где я выступил с программной речью, только Алеша и отчасти Лиза поняли мой замысел; Рита и Алиса участия в обсуждении моего проекта не принимали, но и не отказывались сотрудничать в будущей газете. На этом я оканчиваю историческую часть и перехожу к рассказу о практике редакционной работы.

Будучи озабоченным поиском дел для вовлечения моих внуков в интересную и содержательную деятельность, я предположил, что выпуск семейной газеты, во-первых, отвечает этому требованию и, во-вторых, позволяет "нагрузить" работой каждого из разновозрастной компании моих внуков в соответствии с его индивидуальными особенностями. Так, по моему раскладу Алеша годился для разнообразной журналистской деятельности, Лиза, обладая склонностью к рисованию, могла быть художественным оформителем газеты; Рита и Алиса в силу своего малолетства составляли редакционный резерв, не имели определенных обязанностей, но при малейшей возможности привлекались к созданию газеты. Естественно, что основную нагрузку я взял на себя, рассчитывая при этом, что постепенно часть редакционных функций перейдет на плечи моих очаровательных сотрудников. Затевая столь сложное для детей дело, я также предполагал, что создаю этим обширный полигон, на котором они могут испытать себя, проявить свои способности и найти для себя перспективное направление для "профессионального" самоопределения. И не страшно, если практика не реализует столь широковещательные ожидания, и мы получим отрицательным результат. Важно, что состоялась проба, ибо, простите за трюизм, дорогу осилит идущий.

Итак, в феврале 1990 г. первый номер газеты увидел свет. Ее материалы были полностью посвящены будням нашей семьи. Это отражено в рубриках: "Объявления" и "Семейные новости". В сообщениях из мест освещены важные события этих дней – драка между Ритой и Лизой ("Давайте жить дружно!") и ранение глаза, которое получил при неизвестных обстоятельствах кот Бурмыло ("Наша природа"). В газете также сообщалось о буднях созданного нами общества "Фигушки-ладушки", целью которого являлась борьба против злоупотребления едой: фигушки показываются жирной и сладкой пище, ладушки приветствуют воздержание от чревоугодия.

Честно признаюсь, что первый номер нашей газеты был почти полностью создан мною. Лизочка художественно оформила газету и написала заметку о несчастном случае с котом Бурмылой. Остальные члены редколлегии в этом номере не представлены. Скажу еще, что газеты была хорошо принята широкой общественностью семьи, а самое младшее поколение наконец воочию осознало, в какое дело "втравил" их дедушка. На первый раз, я думаю, и этого результата было вполне достаточно.

Второй номер газеты являлся, по-моему, шагом вперед: поняв, что представляет собой газета, Лиза и Рита активно включились в работу и даже проявили инициативу – сочинили стихи. Отмечу также два материала (Ритин рассказ "На прогулке" и Лизино "Открытое письмо"), написанные ими совершенно самостоятельно.

Первые выпуски газеты "Записки кота Бурмылы" показали, что она, как говорится, имеет перспективу. Это подтвердилось не только продолжением ее издания с пятого номера на израильской земле, но и, что самое главное, пробуждением к ней интереса у внуков, за исключением Алеши, который был мною "смещен" с должности редактора и переведен на должность специального корреспондента в Хайфе, куда он переехал на учебу.

В выпуске газеты №5 состоялся дебют четырехлетней Алисы. В заметке "Почему я рада вашему приезду" она сказала: "Того, что я очень скучала. Того, что вы долго не были в Израиле, и я хотела вас видеть. Того, что вы долго не были со мной". Рита же, освоив свою новую роль, выступает как поэт (Они ушли и их не нашли. Какой секрет ушел в обед?), как прозаик ("Почему я вас люблю, дедушка и бабушка" – Потому, что вы даете мне всякие вкусные вещи. Потому, что вы мои родные дедушка и бабушка. Потому, что вы нас любите). Кроме того, ее кисти принадлежат три рисунка из пяти, помещенных в газете. Напоминаю читателю, что этот выпуск газеты был посвящен моему, бабушки и собаки Айки приезду в Израиль, где уже два года жили семьи двух наших детей. Поэтому не удивляйтесь публикациям, в которых выражается к нам любовь. А вы, наверное, подумали, что в газете царит культ редактора?

Перелистывая подшивку газеты, я замечаю, что от номера и номеру улучшается ее оформление (это заслуга Лизы). В газете также появились материалы, которые говорят о профессиональном росте их автором. Например, та же Лиза сама придумала и ведет новую рубрику "Люди, люди, люди...", посвященную членам нашей семьи, совершившим достойные широкой гласности поступки: "Весь этот месяц Рита показала, как хорошо она умеет читать (конечно Рита сделала не только это, но об этом я хочу рассказать). Когда я принесла Рите одну книгу на иврите, она ее очень быстро и хорошо прочитала. Сейчас она читает другую книгу и с большими успехами" (ЗКБ №6). "В этот раз я хочу рассказать о папе. В этом месяце папа Митя сделал очень много: он купил машину. И потом он работает в два раза больше. Ему тяжело, но он это не очень показывает, кроме того, что поспит, когда есть время, пять часов подряд. Он гуляет с Ритой и Айей, и по-моему он веселый" (ЗКБ №8).

Словом, выпуск семейной газеты, по моему убеждению, оправдал себя со всех сторон, и "Записки кота Бурмылы" до определенного времени вызывали большой интерес у членов редакции и у читателей. Но постепенно, невзирая на мои усилия, газета начал угасать. То ли здесь повлияло расселение авторского коллектива, которое усложнило непосредственное общение; то ли газета потеряла для детей новизну и привлекательность; то ли появились более интересные занятия, оттеснившие газету с центра на периферию внимания. Видимо, все эти обстоятельства вместе, как говорится, имели место и предопределили кризис этого воспитательного жанра. Что греха таить, мне было жалко расставаться с газетой и планами, связанными с развитием ее педагогических аспектов, но наступило другое время и появились другие песни...

А потом возле меня появилась бэби Галя, и я уже "вожусь" с ней. И хотя многое из моего прошлого опыта я использую теперь, идея газеты применения пока не нашла: одной Гали для такого большого дела мало, да и времени нам для сотрудничества было отпущено немного.

Глава 10

Воспитание бесконфликтным не бывает, а если такое случается. то уверяю вас, что есть все основания серьезно об этом задуматься. Словом, для нормального ребенка, живущего в нормальной cреде, конфликт является нормальным показателем его развития. Другое дело, кому из нас эти конфликты нравятся? Сказанное в полной мере относится к моей бэби Гале, которая, как говорится, скучать мне не давала. Чаще всего у нас возникали конфликты из-за ее неподчинения моим требованиям, особенно утром. Справедливости ради отмечу, что у Гали в это время были некоторые смягчающие обстоятельства: прерывание сладкого утреннего сна, оставление уютной постельки с мягким медвежонком, с которым в обнимку она любила спать. И все это предстояло ей выполнить ради противного садика и по приказанию Илюши, который в такой момент никакой симпатии у нее не вызывал. Поэтому Галя начинала день, вполне созревшая, чтобы броситься в бой за свои "попранные мною права". Моя же задача состояла в смягчении агрессивной установки ребенка путем подавления неприятных ощущений приятными и привлекательными. Для этого я ласковым голосом будил Галю, но не настаивал на немедленном подъеме, а позволял ей некоторое время понежиться с закрытыми глазами в постельке. Каждый раз, разбудив Галю, я спрашивал ее: "Сколько минут разрешить тебе еще поспать – две или пять?" Понятно, что бэби неизменно выбирала пять минут. Я сразу соглашался с этим, что с удовлетворением воспринималось Галей (плюс в копилку положительных эмоций).

После законно отвоеванных пяти минут "сна" я продолжал отвлекать ребенка от мрачного настроения: здесь мне часто помогал стойкий интерес Гали к нарядам и украшениям (ничего не поделаешь – женщина!). Здесь срабатывал, например, такой ход. Видя приготовленный для садика наряд (брючный костюм), я задавал Гале "нелепый" вопрос: "Ты сегодня оденешь в садик платье?" Вынести такую нелепость в сонном состоянии она никак не может, и я слышу сказанное уже совсем свежим голосом: "Ты что, разве не видишь, я сегодня одену свой любимый костюм?!" Итак, у нее имеется приятная перспектива покрасоваться перед детьми в садике, а у меня еще один плюс для ее хорошего настроения. Этот прием, кстати, работал и на реабилитацию "противного" садика. Теперь мне оставалось сделать еще несколько акцентов на предстоящих Гале в садике приятных встречах и событиях, которые находились всегда, и туман мрачных ожиданий рассеивался без следа. Таким образом, происходившее в такой педагогической инструментовке утро создавало у бэби положительный настрой на предстоящий день. К сожалению, даже у меня, бэби-ситтера, специально занимающегося ребенком, не всегда получалась такая гармоническая картина психологического взаимодействия с ним. Что же можно сказать, например, о родителях, спешащих и озабоченных множеством дел, которые тоже отправляют ребенка в садик? В утренней суматохе трудно удержаться от окрика и угрозы, нет времени на ласку и обходной маневр, которые смягчают напряженную обстановку. И тогда из дома выходит ребенок, получивший мощный заряд отрицательных эмоций, которые долго будут омрачать его пребывание в садике. Что же делать, чтобы у детей (и взрослых!) "стартовая позиция" оставалось положительной? Здесь нет и не может быть для всех рецепта, учитывая индивидуальные особенности членов семьи, стиль межличностных отношений и своеобразие условий жизни. Но несомненно существуют общие положения, которые помогают найти путь в конкретных ситуациях. В педагогической литературе можно найти много полезных сведений по этим вопросам. От себя только скажу, что начинать повышение своей психолого-педагогической квалификации надо с серьезного отношения к любым проявлениям поведения ребенка, которые могут иметь в своей основе очень веские причины. В своей бэби-ситтерской практике я постоянно получал подтверждения этой истины. Но возвратимся к нашим конфликтам.

Вторая по количеству группа конфликтов с Галей была связана в моим осуждением ее неэтичных поступков. Ко времени нашего знакомства у Гали уже сложился определенный стиль поведения. нуждающийся, по-моему, в коррекции. Меня, например, шокировала ее бесцеремонность в отношениях со взрослыми, граничащая с грубостью; подчас ею овладевал бес безудержной суетливости, доводившей окружающих до исступления. Моя критическая позиция к этим и некоторым другим особенностям поведения Гали не всегда понималась ее родителями, которые считали их проявлением всего лишь присущей ей непосредственности. Я, конечно, не преувеличивал "опасности" положения, однако видел в нем нежелательные тенденции. Поэтому старался не проходить мимо тех поступков Гали, которые воспринимались мною как некоторое отклонение от общепринятой нормы поведения ребенка ее возраста и уровня развития. При всем том, повторюсь, Галя была нормальной и хорошей девочкой, но ей попался придирчивый бэби-ситтер, который высоко поднимал планку требований к ней.

Итак, будем считать, что покончили с "преступлениями" Гали, и перейдем к "наказаниям". Здесь я позволю себе немного порассуждать относительно психологической сущности наказания. Любое наказание имеет своей целью осуждение "криминальных" действий ребенка. И оно достигает положительных результатов, если эти действия частично или полностью прекращаются, осознаваемые как "преступные", или уходят в подполье под давлением силы. Поэтому от взрослых требуется применение таких наказаний, которые обеспечивали бы главным образом перестройку отношения ребенка к осуждаемым поступкам.

Суть наказания состоит в том, что оно должно привести в действие тормозную систему психики ребенка, играющую важнейшую роль в регуляции его поведения. По аналогии с управлением автомобиля для такой регуляции особо значимы два сигнала: можно и нельзя. В этой паре "можно" является приоритетным, так как обеспечивает динамическое начало в жизнедеятельности ребенка, создавая практически-действенную основу для развития его психофизических возможностей. Второй компонент пары – "нельзя" обеспечивает статическое начало, сдерживая движение (действие, слово), когда его применение является нецелесообразным. "Нельзя" позволяет остановиться и оглянуться, подумать и принять решение, позволяющее продолжить движение. Данные функции составляющих пару "можно и нельзя" показывают, что их взаимодействие является необходимым условием нормального развития ребенка, а нарушение взаимодействия, проявляющееся в доминировании одного из них, приводит к дисгармонии, при которой мы наблюдаем у ребенка дефекты "тормозной системы": либо все можно, либо все нельзя. Отсюда следует, что одна из главных задач воспитателя – научить ребенка регулировать свое поведение путем самостоятельного использования всей палитры умственных, волевых и физических усилий.

…Итак, я начинал наказание Гали, как и полагается в таких случаях, с осуждения ее проступка, используя для этого на первых порах нашего общения преимущественно словесные формы: замечание, нотации, выговор и окрик. Со временем, когда я увидел, что мои слова скользят по поверхности Галиного сознания, а ее поведение начало меня беспокоить, я решил подкрепить осуждение определенным "сценическим действием". Так у нас появился волшебник и робот.

Волшебник появлялся в тех случаях, когда я видел, что мои увещевания не помогают. Тогда я объявлял, что мое терпение лопнуло, и я превращаюсь в волшебника, который накажет Галю по заслугам. Форму таких наказаний я не придумывал, а использовал богатый опыт профессиональный волшебников. С неизменным успехом, например, я мог вызвать с горы Гильбоа, вид на которую открывался из нашего киббуца, летучих собак (классика – летучие обезьяны). Гале сообщалось, что по моему приказу собаки могут (но не обязательно!) отнести любого человека на эту гору и оставить там ночевать. Галю такая перспектива никак не устраивала: как, мол, обойдется без нее мама. Я соглашался с тем, что маме действительно будет плохо, и она будет скучать по своей девочке. Мамины "страдания" ставили последнюю точку, и Галя принимала решение: вести себя хорошо, чтобы не оказаться вдали от мамы.

Роль волшебника, как орудия наказания, требовала от меня предусмотрительности  и изворотливости. Мой волшебник мог действовать наверняка, так как я оградил его частоколом правил  и условий, которые позволяли маневрировать в различных ситуациях. Кроме того, ко времени появления на сцене волшебника я уже довольно хорошо изучил Галю и научился довольно точно предвидеть и проектировать ее реакции на репрессивные действия. Так, в частности, несмотря на все могущество и строгость, волшебник вел себя как либерал и демократ, что проявлялось в неприятии им жестокости и предоставлении Гале права выбора: наказание вступало в действие лишь в том случае, если виновная соглашалась подвергнуться ему. И Галя никогда не соглашалась, предпочитая лучше не рисковать, хотя по всему было видно, что ее подмывало раз и навсегда решить вопрос: настоящий я волшебник или нет? Словом, у нас получалось как у мастеров восточных единоборств, которые в показательных выступлениях не бьют друг друга, а лишь обозначают удары. Думаю, что с любой точки зрения такой подход к наказаниям детей является наиболее предпочтительным.

К роли волшебника близко примыкала моя следующая роль робота. В него я перевоплощался в тех случаях, когда возникала необходимость незамедлительно вмешаться в поведение Гали, а "под рукой" не оказывалось подходящего наказания. Тогда появлялся робот, который действовал следующим образом: я внезапно для ребенка "сбрасывал" присущую мне манеру движений и речи. Первые становились резкими и расчлененными; вторая – скандированной и монотонной. Вместо меня, эмоционального и пластичного в пределах моих скромных возможностей, перед Галей появлялось механической и бездушное существо, которое производило на нее сильное впечатление и сразу возвращало в нормальное русло. После нескольких появлений робота, неизменно вызывающих у Гали отношение, граничащее с отвращение, она научилась улавливать некоторые признаки угрожающего ей перевоплощения и всеми силами старалась предотвратить его. Теперь, услышав в моей речь случайную "опасную" интонацию, бэби настороженно спрашивала: "Илюша, ты что, робот?" И очень радовалась, когда я по-человечески, руками и голосом, удивлялся таком предположению.

Многообразие Галиных прегрешений постоянно стимулировало меня к поиску адекватных средств наказания. Как-то у нее появилась новая манера реагировать на мои замечания: она отворачивалась, закрывала глаза и затыкала уши пальчиками. Можешь, мол, говорить, я тебя все равно не вижу и не слышу. Я объяснил девочке, что так вести себя неприлично, но слова не помогли. Тогда я решил преподать ей предметный урок. Когда Галя в очередной раз изолировалась от меня, я тоже "потерял" слух и речь. Теперь я общался с ней только при помощи мимики и жестов, что создавало много неудобств и ошибок, особенно в понимании мною её просьб. Словом, мой "глухонемой" быстро отучил Галю отворачиваться, закрывать глаза и затыкать уши. Маленький рационалист предпочел отказаться от этой формы конфронтации со мной, которая так дорого ему стоила.

В процессе общения бэби-ситера с ребенком возникает достаточно много ситуаций, чреватых конфликтами. Однако из-за разнообразия обстоятельств, в которых они возникают, протекают и разрешаются, а также индивидуальных особенностей сторон, участвующих в них, очень сложно обобщать опыт психологически и педагогически обоснованного "умиротворения страстей" и тиражировать этот опыт в воспитательной практике других детей. Тогда, - может вполне справедливо спросить дотошный читатель, - в чем же состоит смысл рассказанных автором конфликтных историй? Думаю, что их главный смысл заключается в том, что они иллюстрируют необходимость творческого подхода к любой воспитательной акции.

Наказание, как и воспитание в целом, оказывается эффективным только в том случае, если оно "падает" на подготовленную для него почву, обладающую особой "восприимчивостью" именно к данной форме наказания. На мою Галю "хорошо" действовали наказания, исходящие не прямо от привычного Илюши, а опосредованные авторитетными персонажами из любимого и увлекательного волшебного мира. Я даже думаю, что секрет успеха таких наказаний, несмотря на серьезность предшествующих им событий, заключался в том, что создавалась ситуация игры – наиболее адекватной природе ребенка формы освоения опыта человеческих отношений. Поэтому, пока не придет время "протрезвления" ребенка от игры, следует максимально использовать ее во всех возможных ипостасях: как средство развития его познавательной, практической и любой другой деятельности, составляющей содержание детского существования; как средство воспитания личности с необходимым для жизни "ассортиментом" качеств и свойств.

Считаю также достойным внимания читателя, озабоченного проблемой воспитания, вопрос о соучастии ребенка в собственном наказании не только в традиционной роли объекта, но и его субъекта. Речь идет о создании ситуации выбора ребенком на основе доступного ему анализа конфликта и его последствий формы наказания из числа предложенных взрослым. Показательным в этом плане являлось поведение Гали, активно обсуждающей со мной возможные тяжелые последствия налета летающих собак, которые могли унести ее на гору Гильбоа и разлучить дочку с мамой. Тогда она предпочла другое наказание, исключающее разлуку.

И снова я предвижу вопрос скептически настроенного читателя: не усложняю ли я искусственно простую операцию наказания ребенка за совершенный им проступок? Нет, не усложняю, так как мои действия полностью вписываются в контекст волшебной ситуации, которая по форме является искусственной, а ребенком воспринимается, как настоящая. Словом, мы и здесь продолжали играть, и я уверен, что в этой игре Галя получала уроки "всамделишной" жизни.

А потом пришло время расставания. Мы оставили кибуц и поселились рядом с семьей нашей дочки; вскоре после нас переехали в город Галя с родителями. Вся семья Гали, как говорится, воссоединилась, получив государственную квартиру в небольшом городке на севере страны, и отпала нужда в бэби-ситтере. Тем более что в сентябре Галя пошла в школу и вообще со времени нашего знакомства успела вырасти в совсем большую и самостоятельную девочку, которой ничего не стоило самой дойти от дома до школы, а после занятий вернуться домой. Изредка мы перезванивались, и я радовался школьным и домашним достижениям моей бывшей бэби. Однако, к моему сожалению, наши телефонные разговоры-встречи становились все реже и реже: видно, новая жизнь, новые интересы и заботы постепенно вытесняли у Гали воспоминания о прошлом. Правда, в начале каждого февраля, в день ее рождения, я "лично" поздравлял Галю. А сейчас уже и этой возможности нет, так как семья выехала в Канаду.

Перед отъездом у нас была прощальная встреча: я подарил Гале сувенир на память и прочел отрывок из этих заметок. И скажу без ложной скромности, мое авторское самолюбие получило полное удовлетворение. Главная героиня моих историй, слушая чтение, повторно переживала описанные события, подтверждая их достоверность.

Сейчас, уже расставшись с моей бэби, я вспоминаю и анализирую содержание нашей совместной деятельности. Оказывается, мы не использовали много интересных возможностей, включение которых в наш воспитательно-развивающих репертуар существенно расширило бы диапазон его воздействия на ребенка. Одной из причин этого являлось мое увлечение занятиями, имеющими отчетливую словесно-интеллектуальную направленность. Возможно, здесь сказался мой возраст, в котором уже как-то не с руки играть в подвижные игры, прыгать и бегать наперегонки. А может, была "виновата" Галя, с избытком выполнявшая необходимую детскую норму двигательных действий.

Итак, чего же мы не делали и чему я не научил Галочку? Я не научил ее настольным играм, которые являются не только увлекательным и эмоционально насыщенным занятием, но и успешно развивают у ребенка координацию движений, их самоконтроль, глазомер, быстроту двигательный реакций и смекалку. Мы не занимались иностранным языком, хотя у старороссийского аналога бэби-ситтера – фребелички – такие занятия были ее главной обязанностью и сильной стороной профессии. Словом, это заслуженное самобичевание можно продолжить, ведь, как говорится, все мы задним умом крепки. Я же затронул эту тему, чтобы подчеркнуть, с одной стороны, богатое поле полезных занятий, а с другой – возможность выбора в нем такого содержания, которое по плечу воспитателю и соответствует насущным потребностям ребенка.

Ушел в прошлое из моей жизни небольшой отрезок времени, оставивший теплые воспоминания, которые я попытался воспроизвести. Не знаю, право, убедил ли я читателя в том, что моей бэбиситтерство было не только окрашено добрым отношением к девочке Гале, но и содержало некоторую объективно полезную информацию психолого-педагогического свойства. По крайней мере к этому я стремился. Повинюсь также в том, что являясь сторонником ненавязчивого изложения материала, я все же проявлял некоторую тенденциозность, чтобы принудить читателя прислушаться к моим восторгам по поводу применяемых много средств воспитательного воздействия на ребенка. Видимо, в этом плане и надо рассматривать мои теоретические положения, которые не совсем вписываются в стиль повествования, но кажутся мне важными для аргументации своей позиции.

На этом, пожалуй, пора поставить точку.