О СЕРОМ СЛОНИКЕ И ДРУГИХ ОДУШЕВЛЕННЫХ ПРЕДМЕТАХ
Justmyself, 2002


О том, как девочка полюбила слоника

Девочка дружила с мальчиком. Они жили в одном доме, ходили вместе в детский сад, а теперь вот вместе учились в первом классе. Обычно после школы девочка отправлялась в гости к мальчику. В девочкиной двухкомнатной квартире жили пять человек: она сама, мама, бабушка с дедушкой и старший брат. Для игр у девочки был Кукольный Уголок – полтора квадратных метра между дверью и диваном в комнате, носившей гордое звание гостиной. А мальчик жил с мамой и папой, и у него была Своя Комната.
У мальчика было интересно. Они играли в индейцев, в джунгли или в волшебника Изумрудного города. А зимой, когда рано темнело, они гасили свет, и аквариум превращался в иллюминатор, а комната – в подводную лодку.
А еще у мальчика жил грустный слоник. Небольшой такой серый слоник, сшитый из искусственного меха. Имени у слоника не было, потому что мальчику подарили его лет в пять, когда тот уже не слишком интересовался мягкими игрушками. Так что слоник тихо сидел себе на комоде по соседству с внушительных размеров обезьяной. Обезьяну звали Обезькой, она смотрела на мир хитрыми хулиганскими глазами и улыбалась до ушей. Вид у обезьяны был весьма обшарпанный, поскольку она-то жила у мальчика давным-давно и - по большому секрету от всех, кроме девочки - оставалась его любимицей.
А девочка любила слоника. Приходя в гости к мальчику, она брала слоника с комода да так и проводила с ним весь вечер – и в джунглях, и в пампе, и в подводной лодке. Слоник был теплый и добрый, ему на ушко можно было тихонько пожаловаться на школьные обиды, он смотрел на девочку печальными черными глазами-кнопками и все понимал.
Когда заканчивался вечер, девочка усаживала слоника на комод и возвращалась домой.
Игрушек у девочки было порядком, но любимцев - всего двое. Первый зверь непонятной породы появился, когда девочка  ходила в садик. Был он серенький, небольшой, с развеселой резиновой мордашкой. Девочка принесла его в садик, и воспитательницы, собравшиеся на него посмотреть, уважительно называли его непонятным словом «импортный». Девочка с мамой долго гадали, кто же он такой, и в итоге решили, что зовут его Тишка, а породы он скорее всего енотовой, несмотря на отсутствие хвоста.
Летом перед первым классом, когда девочке исполнилось семь лет, ей устроили большой день рождения. И мама подарила ей рыжую ушастую собаку, которую окрестили Дашей в честь здоровенной московской сторожевой, жившей по соседству.
Вот им – Тишке и Дашке – рассказывала девочка про слоника. А больше никому-никому, даже маме, потому что это был большой секрет. Взрослые обязательно стали бы объяснять девочке, что завидовать нехорошо. А причем тут, скажите пожалуйста, зависть? Когда девочка была еще совсем маленькой и замечала у кого-нибудь во дворе красивую игрушку, ей мечталось: вот было бы здорово, если бы ей такую вдруг подарили. Мечтать об этом было приятно и совсем не грустно, а даже смешно. А про слоника так мечтать было нельзя – во первых, он был один-единственный, никаких «таких же» представить себе было невозможно. Он был настоящий друг, умный и верный, как мишка в рассказе про Дениску Кораблева. А во-вторых, он был не чей-то там чужой, а мальчикин, и мечтать, чтобы его подарили, было нехорошо. Девочка иногда даже тихонько плакала, а потом ей было стыдно. Но наступал новый вечер, и она отправлялась в гости к мальчику. И к слонику.
Обычно девочка спала на широком раздвижном диване вместе с бабушкой. А два раза в неделю – в ночи на субботу и на воскресенье – ей делали праздник, укладывая в гостиной с мамой. Там же на кресле-кровати ночевал старший брат. Когда гасили свет, мама, брат и девочка шепотом рассказывали анекдоты и забивались под одеяла хохотать, чтобы не разбудить в соседней комнате бабушку с дедушкой. Еще они играли в слова, в города и в двадцать вопросов: мама загадывала фамилию какого-нибудь писателя или художника, а девочка с братом должны были угадать, о ком речь. Разрешалось задать двадцать вопросов, на которые нужно было отвечать только «да» или «нет». Еще играли в картины из Третьяковки: мама описывала картину, а девочка вспоминала название и имя художника. Брат дразнился и расписывал в подробностях картину Репина про злого царя, убившего сына Ивана – этой картины девочка очень боялась. Мама делала вид, что сердится, но брат почему-то ей не верил.
Однажды писателем в «двадцати вопросах» оказался Драгунский, и девочка, вспомнив рассказ про мишку, вдруг стала быстро-быстро шептать маме на ухо про слоника, про печальные глаза-кнопки, про Тишку с Дашкой. Мама улыбалась и молчала. Девочке показалось, что она все поняла.
А потом закончился первый класс, наступили каникулы и девочкин день рождения. Отмечали его решили на этот раз по-домашнему. Тем более что и приглашать-то было некого, все девочкины друзья как-то очень быстро разъехались из Москвы. И мальчик тоже.
Девочка радовалась новому платью, сандалеткам и торту со свечками. Зашла в гости соседка, а потом и мальчикина мама. Она принесла от мальчика глянцевую открытку с ромашками. Девочка принялась прилежно читать «поздравляю-желаю-счастья-здоровья...»
- А это вот тоже тебе, - сказала мальчикина мама, вытаскивая из-за спины слоника.
Потом девочке слегка нагорело от домашних, потому как дежурное «спасибо» она пропищала не сразу, а с неприличным запозданием. А пропищав,  забилась в уютный угол между диванными подушками, изо всех сил прижавши к себе свое маленькое серое чудо с грустными глазами-кнопками...
О том, как слоник научился разговаривать

В воскресенье вечером девочка с мамой отправились купаться на канал. До канала нужно было идти пешком с полчаса. Назывался он  «имени Москвы», чему девочка всегда удивлялась: откуда у Москвы имя, когда у Москвы – название?
Берега у канала были высокие, заросшие тускло-зеленой полынью. Мама и девочка спускались по крутой тропинке к воде, по дороге обрывая и растирая между пальцами листочки – очень уж им обеим нравился терпкий полынный запах.  Он был такой же интересный, как запах тополиных почек весной. Девочка очень боялась оступиться, потому что под мышкой у нее примостился драгоценный слоник.
Пока девочка с мамой устраивались на берегу, откуда ни возьмись появились тучи и закапал дождь, теплый и совсем несерьезный. Решили не бежать домой, а спрятаться под покрывалом и переждать.
Под покрывалом было тихо-тихо, только капли шуршали.
- Привет! – сказал слоник девочке чуть-чуть маминым голосом.
- Привет, - обрадовалась девочка.
Они поболтали о том, о сем. Оказалось, что слонику понравилось жить у девочки, хотя он немножко скучал по мальчику.
- А как тебя называть? – спросила девочка.
- Вот у тебя есть Тиша и Даша, - ответил слоник. – А я давай тогда буду Яша?
- Давай, - согласилась девочка.
Дождь тем временем перестал. Низкое солнце зацепилось краешком за дома на другом берегу, в Химках. Вода была теплая-теплая. Мама поплыла по красной закатной дорожке, а девочка плескалась на мелководье, поглядывая на всякий случай на Яшку, важно сидевшего на покрывале.
Лето шло себе и шло. По выходным девочка с мамой играли в английский язык. Они усаживали рядком на диване все девочкины игрушки: Тишку, Дашку, Яшку, маленького медвежонка Мурзика, старичка Мишку, с которым когда-то играл девочкин брат, ходячую куклу Зою, покалеченную куклу Нину и еще штук пять разных зверенышей – и устраивали урок. Учились игрушки по-разному. Тишка часто отвлекался и поэтому ничего не понимал с первого раза, и девочке приходилось ему все снова объяснять. Дашка все время забывала английские буквы. А вот Яшка был очень понятливый и внимательный и старательно повторял за девочкой:
One-two-three-four-five,
I caught a cat alive.
Six-seven-eight-nine-ten,
I let it go again.

Еще они ездили в Коломенское и в Архангельское, в парк Дружбы около Речного Вокзала и в Покровское Стрешнево возле метро Войковская. И почти все лето Яшка исправно сопровождал девочку во всех ее путешествиях.
А потом наступил сентябрь. Во втором классе у девочки в доме произошли важные события: бабушка с дедушкой наконец получили долгожданную квартиру на другом этаже, и у девочки появилась Своя Комната и своя кровать. Спать в одиночестве было с непривычки страшновато, поэтому Тишка, Дашка и Яшка переехали в постель, хотя бабушка полагала, что девочке пора бы перестать так много возиться с игрушками. Мальчик и девочка по-прежнему играли вместе, только теперь мальчик стал чаще бывать в гостях у девочки.
Следующим летом мальчик подарил девочке на день рождения толстую книжку «Три мушкетера», и девочка на неделю погибла для человечества. Друзья-звереныши временно переселились из кровати на полку, а книжка в зеленом матерчатом переплете с самыми красивыми в мире картинками устроилась под подушкой. Когда время подходило к полуночи, бабушка приходила к девочке в комнату и, невзирая на громкие протесты, гасила свет. Девочка дожидалась, пока бабушка уйдет в свою квартиру, а мама с братом угомонятся в гостиной, выбиралась из кровати и тихонько вытаскивала из ящика старого письменного стола жестяной китайский фонарик. А заодно прихватывала с полки кого-нибудь из своих друзей, чтобы не так страшно было сидеть под одеялом.
По вечерам мама с девочкой ходили на канал – ломать сирень около старых брошенных домов с заколоченными окнами и ловить бабочек-голубянок. Девочка, перескакивая через трещины на асфальте, скороговоркой пересказывала маме очередную порцию мушкетерских приключений, а если забывала или ошибалась, мама ее поправляла. Оказалось, что эту книжку они тоже любят вместе – так же, как запах полыни и тополиных почек или легкую и стройную колокольню в Коломенском. А еще они любили читать друг другу стихи. Те, что читала мама, девочка понимала не всегда, но слушать все равно любила, как слушают музыку.
О том, как девочке не хотелось плакать

Следующей осенью мама заболела. Она уже и раньше один раз болела, когда девочка только-только пошла в первый класс, и тогда ей сделали операцию. Мамина тогдашняя болезнь называлась «язва». Девочка помнила, как приходила к маме в больницу показывать свои тетрадки с огромными красными звездами из бархатной бумаги – вместо первых пятерок. Но тогда она была маленькая и не очень понимала, что это такое – операция.
А теперь больница оказалась очень далеко, и брали туда девочку редко. Девочка была уже большой третьеклассницей, и они с мамой писали друг другу длинные письма. Мамины письма были смешные. Девочка с мамой даже ухитрились поиграть в картины из Архангельского: девочка описала картину, а маме пришлось, поднапрягшись, припомнить название и имя художника.
Мама почему-то задержалась в больнице. Бабушка объяснила девочке, что маме придется сделать еще одну операцию, но врачи хотят, чтобы она сначала поправилась и окрепла. Под Новый год девочка с бабушкой приехали в гости к маме и долго все втроем гуляли по мокрому больничному саду.
Новый год встретили без мамы. Наконец ей назначили операцию, после которой у бабушки, дедушки и брата было очень плохое настроение. Говорили про какую-то реанимацию. Но потом все наладилось, и в феврале мама вернулась домой. Ее поселили в бабушкино-дедушкиной квартире, и каждый вечер девочка с братом приходили ее навестить. Маме уже разрешили вставать, и девочка каждый раз интересовалась, сколько раз мама обошла сегодня вокруг стола. А потом девочка присаживалась на краешек кровати, и они с мамой разговаривали о том, как поедут весной в Покровское Стрешнево смотреть на кувшинки и белок, и навестят любимую березу, похожую на Бабу Ягу. Иногда девочка брала с собой Тишку, Дашку или Яшку, и они все вместе болтали о всяких пустяках.
8-го марта мама в первый раз после операции вышла с девочкой на улицу. Они дошли до детской площадки у соседней пятиэтажки, немножко постояли там и вернулись домой. День был безветренный и солнечный, снежок поскрипывал под ногами. Девочка сказала маме, что очень любит смотреть, прищурившись, на свежий снег - тогда под ресницами пляшет радуга. Оказалось, что мама это тоже любит.
Потом мама почему-то перестала вставать с постели и ходить вокруг стола. И пускать к ней девочку стали все реже и реже. А когда в конце марта начались весенние каникулы, девочку и вовсе отправили в гости к бабушкиной сестре. Бабушкина сестра  - другая бабушка - жила в старом доме на площади у трех вокзалов, и гостить у нее было бы скучновато, если бы не книжный шкаф, в котором девочка откопала «Маленькую хозяйку большого дома» Джека Лондона. А еще у другой бабушки было старинное зеркало, в котором можно было увидеть сразу три отражения. На подзеркальнике стояли всякие интересные штучки: резные хрустальные флакончики, лебедь из слоновой кости, шкатулки с бусами, колечками и брошками. Другая бабушка разрешила девочке возиться с этими сокровищами, а под конец каникул принялась учить девочку вязанию.
По вечерам девочка снимала тяжелую эбонитовую трубку телефона - наверное, такого же старого, как дом - и звонила домой. Точнее, не совсем домой, домашнего телефона у них не было, а в лифтерскую в подъезде - там два раза в неделю работал дедушка. Телефонный диск поворачивался с трудом, громко отщелкивая номера, в трубке шипело и трещало. Дедушка в ответ на вопрос "как мама?" отвечал, что все, как обычно, хорошо, и передавал большой привет.
31-го марта девочка вернулась домой с подарками: клубком ниток, спицами, тоненькой шерстяной ленточкой, которую гордо называла шарфиком, и «Маленькой хозяйкой большого дома». Но - такая незадача - оказалось, что мама уже спит, и увидеть ее можно будет только завтра.
Завтра было 1-е апреля, и после школы девочка наконец отправилась к маме. Ее так и распирало от гордости за свое вязание. Еще бы: ведь мама несколько лет назад училась вязанию на специальных курсах, девочка до сих пор носила замечательную рыжую шапку-шлем с двумя желтыми пуговками под подбородком. А вот теперь и она тоже научилась вязать и принесла маме шарфик.
Мама почему-то не обрадовалась. Вообще она смотрела на девочку как-то странно, и девочка вернулась к себе озадаченной - ей показалось, что она чем-то не нарочно огорчила маму. Вот только никак не могла понять, чем именно.
На следующий вечер мама опять спала. И вообще девочка вдруг обнаружила, что осталась одна в квартире: дедушка, бабушка и брат куда-то исчезли. Бабушка, правда, скоро вернулась и потребовала, чтобы девочка немедленно отправлялась в постель.
Утром девочка пошла в школу с запиской для учительницы. Учительница прочла записку и взглянула на девочку так, что у той душа ушла в пятки: что же такое она натворила? Учительница вообще была очень строгая, и девочка ее побаивалась. Но уроки пошли своим чередом, и никаких неприятностей не произошло, а даже наоборот - девочка получила очередную пятерку. Они вообще была тихой отличницей, эта девочка.
После уроков девочка, как обычно, пошла домой вместе с мальчиком. На своем этаже она  выскочила из лифта и пять раз нажала на кнопку звонка - так у них с бабушкой было принято сообщать об оценках.
- Как мама? - привычно спросила девочка, расстегивая молнию на сапоге.
- Нету больше мамы, - очень тихо сказала бабушка. Но девочка ее услышала.
Сначала девочка отказалась пойти попрощаться с мамой, потому что ей стало страшно. Но потом все-таки решилась.
Мама была такая же, как всегда, и совсем не страшная. Только лежала она не в кровати, а на столе, и не в ночной рубашке, а в своем любимом розовом костюме. Щеки у нее были смешно повязаны платком, как будто у мамы болели зубы, а седые волосы рассыпались по столу. В комнате на стуле сидел дедушка и тусклым полынным голосом рассказывал, как приснилась ему мама – как будто она маленькая девочка, а дедушка держит ее на руках. И стоит он в странной комнате, разделенной чертой на черную и белую часть. И дедушка никак не может вынести свою маленькую девочку из темноты к себе на свет...
Тут дедушкино лицо как будто сломалось, и девочка поняла, что дедушка плачет.
Девочка подошла близко-близко, и ей показалось, что мама вздохнула. Она почти решилась сказать об этом бабушке, но тут позвонили в дверь. Девочка побежала открывать.
На пороге стоял странный дядька, похожий на тех, что рисовали в «Крокодиле». Он был в синем рабочем халате, в серой кепке и очень давно не брит. В углу дядькиного рта дымился бычок.
- Здесь покойник? – осведомился дядька у девочки.
- Здесь, - ответила подоспевшая бабушка, оттесняя девочку в сторону, а потом быстро увела ее из квартиры. На лестничной клетке, прислоненный к стене, стоял светло-зеленый гроб – такого же цвета, как матерчатая обложка «Трех мушкетеров».
Пока подымались в лифте домой, бабушка объяснила девочке, что дядька пришел делать какую-то заморозку, а потом можно будет опять посмотреть на маму.
Дома девочка открыла свой секретер и вытащила маленькую коробочку, в которой лежала самая большая ее драгоценность – золотистая брошка-паучок. Он продавался в соседнем магазине и стоил страшные деньги - около пятидесяти копеек. Девочка экономила на мороженом и даже пару раз проехалась зайцем в музыкальную школу, чтобы по большому секрету от бабушки купить эту красоту.
В доме постепенно стали собираться люди. Дядька и его подручные наконец ушли, и девочку опять отвели в маме. Теперь в комнате стоял странный запах, и девочка подумала, что так пахло в больнице. Маму уже уложили в гроб, и лицо у нее стало другое, почти незнакомое. В комнате стояли венки, и девочка, прокравшись за спинами гостей к одному из них, приколола к ленте с надписью "от детей" золотистую брошку-паучка.
Люди все приходили и приходили. Кого-то девочка помнила, кого-то нет, но все они называли девочку по имени и обязательно пытались погладить по голове. Девочка очень не любила, когда ее гладили по голове, но вежливо терпела. А потом бабушка увела девочку в другую комнату и стала уговаривать поехать вместо похорон в гости к бывшей однокласснице брата. Брат к тому времени уже закончил школу и учился в институте. Девочка сначала отнекивалась, а потом все-таки согласилась.
Одноклассница приехала и увезла девочку. В автобусе девочка в первый раз удивилась - ей почему-то совсем не хотелось плакать. Вообще-то обычно глаза у девочки были на мокром месте по поводу и без повода, а вот тут - здрасьте пожалуйста - ни одной слезинки. Странно.
Утром девочка сидела на незнакомой кухне и завтракала. Радио затянуло сладким голосом:
Добрая сказка с хорошим концом,
Тихо погасла звезда над прудом,
Серый зайчонок, встречая весну,
В темном лесу сторожит тишину.
Ты эти песни счастливые пела,
Ты навсегда мое сердце согрела,
Мииилая маааама…

Девочке по-прежнему не плакалось и даже было почти не грустно. Днем они с одноклассницей поехали в кино смотреть "Ну погоди". Выходя из зала, девочка спокойно подумала, что маме рассказать об этом походе не придется. Странно.
Когда вернулись домой, оказалось, что приятель одноклассницы принес удивительную штуковину - самодельную машинку, которая умела считать. Девочка забавлялась с машинкой, пытаясь поймать ее на ошибке. И вздохнула, представив себе, как пригодилась бы такая штука на уроках математики.
Математика! Девочка всполошилась, уроки-то не сделаны, а строгая учительница считала, что даже болезнь не спасает от выполнения домашних заданий. Девочка кинулась было звонить мальчику, но вспомнила, что у нее и учебников-то с собой нет. В конце концов одноклассница уговорила девочку успокоиться и пообещала, что бабушка напишет ей записку для учительницы.
Отправились гулять. Девочка вдруг вспомнила, что так и не плакала да и вообще с самого кино не вспоминала о маме. Ей стало очень стыдно, и она попыталась сосредоточиться на утренней песне про милую маму. Наконец в горле запершило, девочка хлюпнула носом…
- Ну что ты так огорчаешься из-за этих уроков, - несколько раздраженно сказала одноклассница.
Долгожданные слезы моментально высохли и больше никак не хотели возвращаться.
Вечером в гости позвали маленькую соседку, с которой девочка поиграла в кубики. А потом они вместе смотрели "Спокойной ночи, малыши", и девочка, как обычно, слегка расстроилась, когда вместо мультика на экране появилась тетя Валя с глупым рассказом про синичку Зиньку.
Домой вернулись поздно. Посреди гостиной стоял заваленный грязными тарелками стол. Незнакомые дядьки выносили из квартиры деревянные лавки, которые обычно стояли в подъезде. И девочка подумала, что все это похоже на утро после Нового года.
Бабушка спала в соседней комнате. Девочку попросили не шуметь, потому что бабушка сильно плакала, и ей дали снотворного. И дедушка сильно плакал, да и брат, наверное, тоже. Одна девочка никак не могла заплакать. Странно.
Наконец люди разошлись, бабушка проснулась и уложила девочку в постель.
Девочка лежала в темной комнате и смотрела в окно. За окном ничего не было видно, кроме неба, на котором почти не было звезд. Мама когда-то говорила, что звезд над Москвой почти не видно потому, что сама Москва такая яркая. Как звезда.
Девочка встала с постели, на цыпочках пробежала по холодному полу и сняла с полки слоника Яшку. Яшка и девочка накрылись одеялом с головой. Под одеялом было тихо-тихо.
- Привет! - прошептала девочка.
- Привет, - ответил Яшка чуть-чуть девочкиным голосом.
И девочка наконец заплакала.
О новой девочке, старой собаке и первом путешествии

Здесь наметим пунктиром: в следующем году девочку и мальчика распределили в разные классы, и они как-то тихо и незаметно раздружились. У девочки появились новые друзья. А еще она разыскала дома, в неисследованном раньше ящике, залежи стихотворных книжек. Девочка запоминала стихи легко, целыми страницами – может быть, потому, что многие из них приходилось ей уже слышать раньше, не понимая смысла, как слушают музыку.
Девочка полюбила гулять с картой по старой Москве, а в пятнадцать лет даже прошла на спор Бульварное кольцо, ни разу не присев. Девочка с друзьями любили странные маршруты: замоскворецкие крыши и старые кирпичные подвалы, которые, наверное, помнили еще времена Ивана Грозного. Обманув кодовый замок, они пробирались в булгаковский подъезд на Садовом кольце, изрисованный вдоль и поперек высокомалохудожественными Маргаритами и Воландами. На ступеньках последнего лестничного пролета, ведущего к квартире  № 50, явственно просматривались кошачьи следы. Подъезд время от времени красили, но рисунки с завидным упорством появлялись снова.
Тишка, Дашка и Яшка долго сидели на полке. Они давным-давно перестали разговаривать с повзрослевшей девочкой. И однажды они незаметно исчезли из девочкиной комнаты.
А потом девочка выросла, вышла замуж и переехала в квартиру на другом конце Москвы. У нее появилась своя маленькая девочка, и теперь мы будем называть повзрослевшую девочку мамой, чтобы совсем не запутаться.
Маленькой девочке исполнился год, и она резво носилась по дому, сшибая по пути отдельно стоящие предметы и черного котенка Бегемота. Однажды мама приехала навестить своих бабушку с дедушкой. Она уже собиралась домой, когда бабушка спросила:
- Вот, посмотри, тебе для девочки не нужно?
Она взобрались на стол, открыла ящик под потолком, и из пыльного целлофанового мешка извлекла на свет божий рыжую собаку, зверька неизвестной породы с развеселой резиновой мордашкой и грустного серого слоника. Мамина бабушка всегда была очень бережливой.
- Нужно, - только и сказала мама.
Мама с папой жили в квартире, где когда-то вырос папа. В квартире они ничего не меняли, потому что собирались уезжать далеко и навсегда. Отъезд, хоть и был делом решенным, все откладывался и откладывался, и мама о нем почти забыла. А потом вдруг все пошло кувырком. Папа с мамой лихорадочно упаковывали книги и носили их на почту. Девочка, сосредоточенно засовывая погремушки в эмалированную кастрюлю, наблюдала за происходящим из манежа. Посреди комнаты стоял мешок, в котором должны были отправиться на почту девочкины игрушки. Папа тихонько хмыкнул, когда мама принялась запихивать туда Тишку, Дашку и Яшку, но ничего не сказал. В углу притаилась купленная на Птичке клетка, и кот Бегемот, в просторечье – Бенька, отважно изучал этот странный предмет, не подозревая о его предназначении.
Распахивались ящики и шкафы, разбирались старые бумажные завалы, оставшиеся в доме еще со времен папиного детства. Под старым диваном в бывшей папиной, а теперь девочкиной комнате обнаружился антикварного вида фибровый чемоданчик. Он был легкий и, видимо, пустой, но для очистки совести мама его все-таки открыла.
В чемодане лежал игрушечный пес. Точнее – бывший игрушечный пес, потому что потерт он был до чрезвычайности, из него лезли опилки, и нос едва держался на последней ниточке.  А вот глаза у него были чудесные – карие, с большими черными зрачками, настоящие собачьи глаза.
Мама ухватила находку поперек живота и понесла в другую комнату:
- Это что? – спросила она у папы.
- Это Пёся, - ответил папа, и лицо у него стало странное. Такое странное, что мама больше не задавала вопросов, а молча подошла к мешку с игрушками и аккуратно уложила туда Пёсю. И больше они об этом не разговаривали. А потом папа отнес мешок на почту, и игрушки отправились в путешествие, чтобы встретиться с мамой, папой и девочкой в далекой жаркой стране, где было море и росли пальмы.
В последний московский вечер у мамы с папой собрались друзья. Посуды в доме уже не было, и чай пили из двух чашек, передававшихся по кругу. Девочке было чуть больше полутора лет, и ей страшно нравились большие гости и веселая суматоха. Ее сажали на колени и кормили сушками. А потом, под истошные вопли кота Бегемота, которого дружными усилиями удалось-таки упаковать в клетку, девочку одели, усадили в машину, сунули в руки здоровенного пса Джека, купленного всего неделю назад в Доме Игрушки и поэтому не попавшего в посылку, и повезли по вечерней заснеженной Москве на вокзал.
О том, как новая девочка полюбила слоника

Сколько девочка себя помнила, она всегда жила в жаркой стране, где было море и росли пальмы. Правда, за ее короткую жизнь ей не раз приходилось перебираться вместе с мамой и папой с места на место. Но это было не очень важно, потому что дом все равно оставался почти одинаковым: в девочкиной комнате стоял один и тот же диванчик, накрытый синим клетчатым покрывалом, а на полках над детскими книжками усаживались девочкины любимцы: хулиганистый кукольный мальчишка Кирюшка,  медведи Мишка и Мишутка, цветная собака Радуга.   Здоровенный пес Джек жил у девочки в кровати. Мама говорила, что он поселился там сразу после переезда, когда девочка стала бояться темноты. Сама девочка этого не помнила и считала, что Джек жил в кровати всегда.
Тишку, Дашку, Яшку и Пёсю девочка полюбила потом, когда немножко подросла и мама стала рассказывать ей разные истории: про мальчика и слоника, про старый фибровый чемоданчик, про двадцать вопросов и картины из Третьяковской галереи, и про бабочек-голубянок, и про запах полыни и тополиных почек. Вот только про золотистую брошку-паучка мама девочке не рассказывала.
По выходным девочка с мамой играли в русский язык. Они усаживали рядком на диване девочкиных друзей: Кирюшку, Мишку, Мишутку, Радугу, Джека, Тишку, Дашку, Яшку, Пёсю и разных других кукол и зверят. Игрушки, как и положено, учились по-разному. Кирюшка хулиганил. Тишка и Мишка все время отвлекались и поэтому ничего не понимали с первого раза, и девочке приходилось им все снова объяснять. Дашка все время забывала русские буквы. Мишутка немножко расстраивался, когда у него с девочкой что-то не получалось. Пёся, как самый старший, знал все на свете. А Яшка был очень понятливый и внимательный и старательно повторял за девочкой:
Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу,
Все равно его не брошу,
Потому что он хороший.

Они ездили в соляные пещеры и в Иерусалим, и на Красное море в Эйлат, и в Ашкелон к девочкиной подружке Ане, и в Сафари смотреть на львов и страусов. Они приезжали в незнакомую девочке Москву, где не росли пальмы, а росли березы, про которые девочка знала из книжек. В Москве жили прабабушка с прадедушкой и дядя, а еще бабушка с дедушкой - папины родители. Бабушка с дедушкой увозили девочку на дачу, учили поливать грядки и искать в лесу грибы. Дядя водил девочку смотреть на картины в Третьяковскую галерею и на царские наряды в Оружейную Палату. Прабабушка кормила девочку сладкими пирожками и рассказывала истории про другую бабушку, мамину маму. Дома, в жаркой стране, на стене у девочки в комнате висела фотография маминой мамы. Мамина мама кормила белочку с ладони и была очень красивая, и звали ее так же, как девочку. А прадедушка читал вслух длинные стихи на языке, который назывался "украинский". Стихов девочка почти не понимала, но слушать любила, как слушают музыку.
Когда девочка возвращалась домой, она писала письма в Москву. Правда, поначалу маме приходилось потихоньку переписывать письма, потому что девочкины буквы могла прочесть она одна. Но постепенно дело наладилось, и девочка научилась читать тоненькие русские книжки. И закончила первый класс.
О втором путешествии

Вдруг выяснилось, что девочке, маме и папе предстоит еще одно большое путешествие, на этот раз через океан. Отъезд был делом решенным, но все откладывался и откладывался, и девочка думала, что до него еще далеко. Но в один прекрасный день все пошло кувырком: папа нашел работу и улетел в дальние края, а мама с девочкой остались вдвоем. Мама упаковывала книги в большие коробки.  Два дня назад девочка отвезла своих кукол в Ашкелон, в подарок подружке Ане,  а теперь очень переживала: согласится ли мама забрать с собой остальные игрушки? Ведь она была уже большая девочка, а взрослые почему-то считают, что игрушки - это не очень важно.
Мама заклеила последний ящик с книгами. Девочка наконец собралась с духом и спросила про игрушки. Мама буркнула под нос что-то длинное и не совсем понятное, заканчивающееся на "это тебе не московская почта, посмотрим, сколько будет места". Девочка кивнула и ушла в свою комнату. Там она уселась на диванчик, пристроила на коленки кукольного мальчишку Кирюшку и стала смотреть в окно. Окно в комнате было маленькое, под самым потолком. В него не было видно ничего, кроме кусочка вечернего неба, на котором переливались яркие южные звезды.
Мама заглянула в комнату, посмотрела на девочку и опять исчезла. А потом вернулась, волоча за собой картонную коробку, и молча сгребла с полки всю без исключения гоп-компанию. Затем в коробку полетела всякая игрушечная мелюзга, жившая в ящиках стола, на маленькой цветной этажерке и за диваном.  А заодно мама забрала у девочки кукольного мальчишку Кирюшку и сняла с диванчика синее клетчатое покрывало.
На следующий день пришли грузчики и увезли коробки. Мама сказала, что игрушки поедут по морю в большом деревянном ящике, чтобы встретиться с мамой, папой и девочкой в далекой огромной стране, где растут березы, и зимой бывает настоящий снег.
Последняя глава

Через год после нового переезда у девочки, мамы и папы наконец появился Свой Дом. Девочкина комната была очень похожа на все ее прежние комнаты: новую кровать накрыли синим клетчатым покрывалом, а на полках стояли книги и игрушки. Девочка очень быстро начала болтать по-английски, но почему-то так же быстро забыла язык жаркой страны, где было море и росли пальмы. А забыв, вдруг принялась с неожиданным рвением читать тонкие и не очень тонкие книжки по-русски.
Толстые книжки ей по-прежнему читала мама. Однажды она достала с полки книгу «Три мушкетера», и девочка на неделю погибла для человечества. Каждый вечер она тащила маму в свою комнату и вручала ей потрепанную книжку в зеленом матерчатом переплете с лучшими в мире картинками.
Мама с девочкой снова поехали в Москву, и там тоже все было, как и раньше: бабушкино-дедушкина дача с девочкиным шалашом под кустом жасмина, и дядя, который умел рассказывал смешные истории, и прабабушка, которая стала совсем маленькой и седой. Вот только прадедушки, читавшего когда-то девочке длинные напевные стихи на полупонятном языке, больше не было: он лежал под цементной плитой рядом со своей девочкой, которую пережил на 17 лет.
Когда девочка вернулась из Москвы, до конца каникул оставалось еще много времени. В один из августовских дней девочка сидела дома и думала, чем бы ей позаняться. По телевизору ничего особенного не показывали, тонкие и не очень тонкие книжки были все давно перечитаны, а толстые книжки по-русски девочка читать не любила, а вернее, побаивалась – ей казалось, что там слишком много непонятных слов. В конце концов она вздохнула, подошла к этажерке и выдернула из ряда на верхней полке знакомую толстую книжку в зеленом матерчатом переплете.
«В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о розе», было объято таким волнением, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ла-Рошель,» - легко прочитала девочка. И больше не скучала.
А время шло, и девочка росла. Она постепенно перестала играть в игрушки, хотя они по-прежнему жили в ее комнате. Она научилась рисовать мокрые цветы в стеклянных вазах и лесные поляны. Она узнала, что кроме Драгунского и Остера в мире существуют Пушкин и Чехов. В школе она решила всерьез учить французский, а на вопрос «зачем?» отвечала, что ей интересно. Она вообще была довольно независимой и решительной, эта девочка.
Однажды девочка принесла из школы головоломное домашнее задание: требовалось рассказать всему классу, да еще по-французски, историю про какую-нибудь интересную вещь. Вещь, разумеется, надо было принести из дому. Девочка прошлась по комнатам, спустилась в подвал, заглянула на кухню и, наконец, вернулась к себе в комнату.  И тут ее осенило.
...Девочка вышла на середину класса и водрузила на учительский стол игрушечного пса. Точнее, бывшего игрушечного пса – был он штопаный-перештопаный, из него лезли опилки, а нос еле-еле держался на последней ниточке. Он смотрел на детей добрыми карими глазами, а дети смотрели на него. Им никогда еще не приходилось видеть таких собак.
- Ему тридцать четыре года, - сказала девочка по-французски.
Класс зажужжал.
- Ему тридцать четыре года, - повторила девочка по-английски, чтобы было понятнее.
И рассказала про далекий город за океаном, и про старый чемоданчик, и про жаркую страну, в которой растут пальмы, и про рыжую собаку, и про бесхвостого енота с веселой резиновой мордашкой, и про серого слоника с грустными черными глазами-кнопками, и про деревянный ящик, в котором все они ехали по морю, чтобы снова встретиться с девочкой в огромной стране, где растут березы, а зимой бывает снег.
Потом опять наступило лето. Девочка теперь называлась страшным словом teenager, и в середине лета мама с папой подарили ей новую мебель. Старые полки и этажерки отнесли в сарай. Книги, игрушки и вещи горой лежали на полу и на кровати. Девочка выволокла из подвала здоровенный пустой чемодан и картонную коробку и попросила маму пойти куда-нибудь погулять.
В чемодан полетели куклы Барби, медвежата и котята, выигранные на ярмарках, клоун-марионетка, плюшевый кот в соломенной шляпе, пластмассовые лошадки, резиновые пупсы и прочее игрушечное барахло. А в коробку девочка бережно уложила тонкие и не очень тонкие детские книжки.
Через три часа девочка торжественно пригласила маму в комнату, которая враз перестала быть детской. Солидные толстые книги - русские и английские вперемешку - аккуратно выстроились на полках рядом с видеокассетами. В углу примостились мольберт с красками, боксерские перчатки и кимоно. На комоде стояло большое зеркало - девочка, сообразно возрасту, весьма интересовалась собственной внешностью. А на верхней полке шкафа, над книгами и кассетами, сидели, прижавшись друг к другу, девочкины, папины и мамины друзья:
Озорной мальчишка Кирюшка, который был у девочки всегда - мама купила его еще до девочкиного рождения.
Розовый пушистый Мишутка, подаренный девочке доброй старушкой Рохеле сразу после первого переезда, в те времена, когда папа и мама были очень веселыми, очень молодыми, но совершенно безденежными.
Отважный летчик Мишка, которого папа купил девочке в магазине в аэропорту Шереметьево на память об одной из московских поездок.
Собака Радуга - действительно, цветная, как настоящая радуга. Ее девочка с мамой незадолго до второго переезда обнаружили в супермаркете, между овощным отделом и рядами консервов. И решили, что ей будет интереснее жить у них дома, а не в компании с луком и редиской.
Ушастый Чебурашка, которого девочка привезла из последней поездки в Москву. Его подарила девочке бабушкина подруга, и он, наверное, тоже был чьей-то любимой игрушкой до того, как попал к девочке.
Старенький добрый Пёся, почти папин ровесник, с которым девочка всегда обращалась очень бережно, даже когда была совсем маленькой.
Бесхвостый енот Тишка, предмет детской маминой гордости, с изрядно полинявшей с годами резиновой мордашкой.
Рыжая собака Даша, которая с возрастом стала очень задумчивой - наверное, из-за не совсем правильно пришитого левого глаза.
И слоник Яшка.
А на кровати, на синем покрывале в клеточку, примостился неизменный здоровенный пес Джек.
Вечером девочка с мамой сидели на крылечке и разговаривали. Девочка посмотрела на небо, вспомнила жаркую страну и спросила, почему над большим городом, в котором они теперь живут, не бывает звезд. Они любили вот так сидеть на крыльце, болтать о разном и рассказывать друг другу смешные истории. А сегодня у них получился вечер воспоминаний: они говорили о девочкином детстве,  и о мамином детстве, и о папе, и о родных в далекой Москве. И о том, как протянулась через две страны ниточка из папиного и маминого детства к девочке - через смешные игрушки, говорившие разными голосами, через старые книжки, лежавшие теперь в картонной коробке в подвале. И мама подумала о том, что ее маленькая девочка как-то совсем незаметно выросла.
Девочка с мамой вернулись в дом, и мама устроилась с книгой на диване. Но что-то ей не читалось, а вспомнился вдруг далекий жаркий день, когда она, десятилетняя, в первый раз отправилась с бабушкой, дедушкой и братом на кладбище. Кладбище было совсем новым, и идти нужно было очень далеко, через заросшие травой поля. Высоко в небе пела почти невидимая птица, и бабушка сказала, что это жаворонок. До этого мама никогда не видела жаворонков.
Они долго искали нужное место. А когда наконец нашли просевший холмик с жестяной табличкой, заваленный увядшими венками, то на ленте с размытой надписью "от детей" не оказалось золотистой брошки-паучка…
Маму тронули за плечо, и она открыла глаза. Рядом на диване сидела девочка и держала на коленях серого слоника. Слоник смотрел на маму печальными черными глазами-кнопками и все понимал.
- Привет! - сказал слоник чуть-чуть девочкиным голосом.
- Привет, - откликнулась мама.



ПАРАДНЫЙ ПОДЪЕЗД
 ЧЕРНЫЙ ХОД

This free script provided by
JavaScript Kit